ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН Гаврила Романович (1743 - 1816), русский поэт, государственный деятель. Представитель русского классицизма. Торжественные оды, проникнутые идеей сильной государственности, включали сатиру на вельмож, пейзажные и бытовые зарисовки, размышления о жизни и смерти ("Фелица", 1782; "Вельможа", 1774 - 94; "Водопад", 1791 - 94). Одна из вершин поэзии Державина - религиозно-философская ода "Бог" (1784). Лирические стихи ("Храповицкому", 1793; "Евгению. Жизнь званская", 1807), проникнутые любовью к простым радостям сельской жизни и природе. Автор "Записок" (1811 - 13). Губернатор олонецкий (1784) и тамбовский (1785 - 88). С 1791 кабинет-секретарь Екатерины II. Министр юстиции и член государственного совета (1802 - 03).

Смотреть больше слов в «Современной энциклопедии»

ДЕРМАТИТ →← ДЕРЕН

Смотреть что такое ДЕРЖАВИН в других словарях:

ДЕРЖАВИН

(Гавриил Романович) — знаменитый поэт, род. 3 июля 1743 г. в Казани, по происхождению принадлежал к мелкопоместным дворянам. Его отец, армейский офицер... смотреть

ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН Гаврила Романович [3(14).7.1743, дер. Кармачи или дер. Сокуры, ныне Лаишевского р-на Татарской АССР, - 8(20).7.1816, с. Званка, ныне Новгоро... смотреть

ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН Николай Севастьянович [3(15). 12.1877, с. Преслав, ныне Запорожской обл., - 26.2.1953, Ленинград], советский филолог, акад. АН СССР (1931). ... смотреть

ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН Константин Николаевич [5(18).2.1903, Батуми, - 2.11.1956, Ленинград], советский литературовед, театровед и переводчик. Сын Н. С. Державина. ... смотреть

ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН Гавриил Романович (1743—1816) — крупнейший русский поэт XVIII в. По отцу происходит от татарского мурзы Багрима, выселившегося в XV в.... смотреть

ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН Гавриил Романович (1743-1816) - крупнейший русский поэт XVIII в. По отцу происходит от татарского мурзы Багрима, выселившегося в XV в. из Большой Орды. Родился в Казани, в семье мелкопоместных дворян. Получил скудное образование (сперва у «церковников» - дьячка и пономаря, затем в частной школе немца-каторжника, наконец в Казанской гимназии, к-рую не окончил). С 1762 служил в течение 10 лет солдатом в гвардейском Преображенском полку; первое время жил в казарме со «сдаточными» солдатами из крестьян; наравне с ними выполнял самую черную работу. Вместе с полком участвовал в перевороте, возведшем на престол Екатерину II. Ко времени военной службы относится самый тяжелый период жизни Д. Находясь по смерти отца в крайне стесненном материальном положении, Д. пристрастился к карточной игре, сделался отъявленным шулером, повел распутную жизнь - «повеса, мот, буян, картежник очутился» - совершил ряд уголовных проступков. Исход энергии и честолюбию Д. открыла пугачевщина. Только что произведенный в офицеры Д. по собственному почину принял деятельное участие в усмирении пугачевского бунта в качестве члена секретной следственной комиссии. Деятельность Д. во время пугачевщины во многом загадочна. Сам он ставил себе в особую заслугу, что, имея возможность добиться «всего», чего бы ни захотел, не изменил Екатерине. Несмотря на это, он восстановил против себя высшее начальство: главнокомандующий хотел «повесить Д. вместе с Пугачевым». В дальнейшем Д. служил на гражданской службе, достиг высоких чинов: губернатора, секретаря Екатерины II, сенатора, государственного казначея, наконец министра юстиции. В 1803 году, ввиду резкой оппозиции либеральным тенденциям Александра I (Д. был в частности сторонником дворянской «конституции» - расширения власти и прав Сената - и одним из самых крайних консерваторов в крестьянском вопросе), был «уволен от всех дел» и последние годы жизни прожил на полном покое, частью в Петербурге, частью в своей новгородской деревне, Званке.<p class="tab">Служебная деятельность Д., вышедшего из «низкой доли» и достигшего министерского кресла и «стула сенатора Российской империи», представляет собой непрерывный ряд подъемов и самых резких падений. В результате блестяще начавшейся деятельности его во время пугачевского бунта он был признан «недостойным продолжать военную службу». Губернаторство Д. закончилось отставкой и преданием суду; недолго удержался Д. и в должности секретаря Екатерины II, жаловавшейся, что он «не только грубил при докладах, но и бранился».</p><p class="tab">Павел подвергнул Д. опале «за непристойный ответ», Александр - за то, что «он слишком ревностно служит».</p><p class="tab">Современники приписывали злоключения Д. его резкому, неуживчивому характеру («бранится с царями и не может ни с кем ужиться»). Сам Д. считал, что он страдает за свою неуклонную приверженность к «правде» всегда и во всем («я тем стал бесполезен, что горяч и в правде чорт»). На самом деле в истории служебной деятельности Д. резко сказались особенности того социального слоя бедного служилого дворянства, который в эпоху дворцовых переворотов, пугачевщины, временщиков с исключительной энергией выдвинулся в первые ряды класса, оттесняя родовитую знать, сделавшись главной «подпорой» незаконного екатерининского трона. Вся служебная деятельность Д. направлена по линии борьбы с родовитой знатью, «мишурными царями» - стародворянскими крупнопоместными феодалами - борьбы, в к-рой он опирается на временщиков, «случайных» людей (Потемкина, Зубова) и самое императрицу. Однако временщики для Д. были всего лишь более удачливыми представителями того социального слоя, к которому он сам принадлежал. Императрица всем своим самодержавным могуществом опять-таки была обязана поддержке социально подобного Д. дворянского «множества». Отсюда тот «якобинский» пафос независимости, личного достоинства, который наряду с необходимостью «толкаться в передней» у временщиков, готовностью ревностно служить своим пером императрице и ее «орлам» так свойственен Д.-царедворцу и Д.-поэту.</p><p class="tab">На свою литературную деятельность сам Д. склонен был смотреть по преимуществу как на орудие в той борьбе, к-рую он вел, из бедности и низов пробиваясь к «почетным чинам», подымаясь к самому подножию трона. По его собственным неоднократным заявлениям, все его стихи за самыми малыми исключениями носят неуклонно-политический характер, все написаны «на случай», проникнуты острой злободневностью. Боясь, что они станут непонятны новому читателю, Д. впоследствии составил особый «ключ», подробный автокомментарий, в к-ром детально объяснил, что именно послужило целью или толчком к написанию той или иной вещи. По поводу одной из наиболее удаленных, казалось бы, от всякой злободневности од Д., знаменитой религиозной оды «Бог», один из осведомленных современников замечал: «Нет строки, нет выражения в шуточных и важных стихотворениях Д., которые бы были им написаны без намерения, без отношения к лицам или обстоятельствам того времени. Екатерина и другие особы, для которых он преимущественно писал, понимали все это и умели ценить». Это замечание приобретает особый вес, если мы обратимся к датам биографии: 15 февраля 1784 года Д. уволен князем Вяземским от службы. «Бог» напечатан 23 апреля того же года. 22 мая Д. получает важное назначение - олонецким губернатором. Повидимому «Бог» был воспринят Екатериной как пламенный гимн самодержавию, и она, как всегда в таких случаях, поспешила щедро наградить своего «собственного автора» (Д. так и подписывал некоторые свои письма - «ее величества собственный автор»). И в трудных обстоятельствах Д. постоянно «прибегает к своему таланту». Служебная карьера Д. начинается знаменитой одой «Фелица», посвященной прославлению Екатерины, впервые после нее обратившей внимание на Д. и пожаловавшей ему табакерку, осыпанную бриллиантами, и 500 червонцев. Свое положение после отставки от губернаторства он поправляет новой одой ей же - «Изображение Фелицы», «возвращает себе благоволение» Павла I одой на восшествие его на престол и т. д. и т. д. Служебный характер од Д. заставлял его не придавать им слишком большой цены, отзываться о них, как о «пустяках»: «все это так, около себя и важного значения для потомства не имеет: все это скоро забудут». Однако огромное художественное дарование вынесло значение поэтического творчества Д., в котором оды занимают как раз центральное место, далеко за те служебные рамки, которые сам он ему ставил, сделало поэзию Д. самым ярким выражением его времени и его класса, замечательнейшим памятником екатерининской дворянской России.</p><p class="tab">Выход из дворянских низов, из среды дворянского мелкопоместного «множества» на самые верхи империи, в царский дворец, к подножию трона - специфическая особенность социального бытия Д. - определяет собой в основных чертах его поэтику. В поэзии 60-х и 70-х гг. XVIII в. боролись две традиции - «высокая» традиция Ломоносова, культивировавшая по преимуществу жанр придворной хвалебной оды, и прямо противоположная ей традиция Сумарокова, восстающая против «громкости», «витийства» и напыщенности - «надутости» - од Ломоносова, требующая «простоты» и «естественности» языка и стиля, в противовес жанру оды, разрабатывающая жанры интимной лирики (любовная песнь, элегия) и сатиры (басня, эпиграмма). Молодой Д. характерно усваивает обе эти традиции, следуя одновременно той и другой, с тем, чтобы в дальнейшем, в пору полной литературной зрелости дать своеобразное синтетическое слияние обеих. С одной стороны, Д., следуя образцам сумароковской школы, начинает свою литературную деятельность любовными «анакреонтическими песнями», создаваемыми, по его собственным словам, без «всякой цели», вырастающими, как и одновременно складываемые им непристойные «площадные побасенки», в атмосфере военной казармы, кабака, игорного дома. С другой стороны, стремление к дворянским верхам, ко дворцу заставляет его отталкиваться от традиции деклассирующегося дворянина Сумарокова (в борьбе между сторонниками Сумарокова и сторонниками Ломоносова он принимает сторону последних; в частности, ему принадлежит ряд резких эпиграмм на Сумарокова), следуя Ломоносову, пробовать «высокий» жанр хвалебных од. В печати Д. впервые выступает (не считая опубликованного им непосредственно перед тем в переводе с немецкого отрывка из овидиевых «Превращений») в 1773 г. именно одой «На бракосочетание великого князя Павла Петровича», построенной по всем правилам ломоносовской школы. Однако поэтика Ломоносова, в свою очередь, также не удовлетворяет Д. Оды Ломоносова, выходца из крестьян, выполнявшего в своем поэтическом творчестве социальный заказ по существу совершенно чуждого ему придворного дворянства, носили отвлеченно-хвалебный, торжественно-абстрактный характер. Д., сам участник жизни прорывающегося к верхам, к трону, дворянства, стремится наполнить их конкретным жизненным содержанием. Жизнь двора, вельмож - для него не отвлеченный Олимп с чисто книжными абстрактными богами и богинями, а живая реальность, арена непосредственной личной деятельности, исполненной притяжений и отталкиваний, друзей и врагов, из к-рых одних должно хвалить, других - всячески порицать и осмеивать. Одноцветно-торжественная ломоносовская ода под руками Д., с одной стороны, расцвечивается всеми красками живой жизни - реальности, с другой - приобретает иронический, а зачастую и прямо сатирический, «бичующий» характер.</p><p class="tab">В той же мере не удовлетворяли Д. оды Ломоносова и со стороны языка. Яз. ломоносовских од - отвлеченно-торжественный, книжно-славянский, «высокий штиль». Державин разрушает иерархию ломоносовских «штилей», демократизируя лексику своих од, внося в них слова, заимствованные из «среднего» и «низкого» штилей - разговорную речь, «просторечье». Словарь Державина наряду с высокими книжными речениями изобилует живыми «простонародными» словами и оборотами. «Язык богов» - торжественная, «велелепная» речь дворца - смешивается с грубоватым, но метким и энергичным говором дворянского мелкопоместья и гвардейской казармы. Новые лит-ые тенденции сказываются в творчестве Д. уже в 1779, в стихотворении «На рождение на севере порфирородного отрока» (будущего Александра I). Д. сперва воспевает это событие «в ломоносовском вкусе», но через некоторое время, ощутив, по собственному признанию, «несоответствие» последнего «дару автора», снова обращается к тому же сюжету, на этот раз облекая его в легкую игривую форму «анакреонтической песни». К этому времени относится и теоретическое осознание Д. своего нового особого творческого пути. До тех пор, вспоминал сам Д. впоследствии, «он в выражении и штиле старался подражать г. Ломоносову... но, хотев парить, не мог выдерживать постоянно красивым набором слов свойственного единственно российскому Пиндару велелепия и пышности. А для того с 1779 избрал он совсем другой путь». Полное свое выражение этот «другой путь» нашел три года спустя в оде «Фелица».</p><p class="tab">«Фелица» написана с установкой на обычную хвалебную оду, посвящена прославлению Екатерины II. Однако все своеобразие «Фелицы» в том, что хвалебная ода сочетается в ней с резким социально-политическим памфлетом. «Добродетельному» образу Фелицы - Екатерины - противопоставляются контрастные образы ее «Мурз», «Пашей», в к-рых Д. даны остро-сатирические портретные зарисовки различных представителей высшей придворной знати. В самом образе императрицы характерно выдвигаются на первый план, в противовес праздной и тщеславной роскоши ее вельмож, черты своеобразного демократизма, «простоты», трудолюбия, деловитости, свойственные как раз тому слою бедного, трудового дворянства, из к-рого вышел сам Д. Меняется и поза певца в отношении предмета его воспевания. Ломоносов подписывал свои оды - «всеподданнейший раб». Отношение Д. к «Фелице», традиционно наделяемой им почти божескими атрибутами, при всей своей почтительности не лишено в то же время некоторой шутливой короткости, почти фамильярности, свойственной отношениям равных. В соответствии с новым характером оды Д. находится и ее «забавный слог» - заимствующая свое содержание из реального бытового обихода, легкая, простая, разговорная речь, прямо противоположная торжественному «бумажному грому» од Ломоносова. Громадный успех «Фелицы» среди современников наглядно доказывает, что ода Д., к-рая произвела настоящую революцию в отношении поэтики Ломоносова, целиком отвечала основным социально-политическим и лит-ым тенденциям эпохи. Екатерина щедро наградила Д., характерно сделав это, по его собственным словам, «исподтишка», «украдкой от придворных лиц», высмеянных поэтом и «поднявших на него гонение». В то же время «Фелица» послужила толчком к изданию кружком близких к Екатерине лиц, во главе с кн. Дашковой и при непосредственном участии самой императрицы, специального литературно-публицистического журнала «Собеседник любителей российского слова», ставившего своей задачей, как и возникшая вскоре в связи с ним Российская академия, содействовать дальнейшим успехам русского яз. и лит-ры. Первый номер «Собеседника» открылся «Фелицей», явившейся прямой декларацией нового литературного направления.</p><p class="tab">В смешанном хвалебно-сатирическом жанре «Фелицы» с полной отчетливостью сказывается социальная позиция Д. - бедного дворянина, «с низших степеней», через головы вельмож проникающего непосредственно к царскому трону. Этой позицией определяется в основных чертах вся тематика его творчества. Воспевание Екатерины составляет одну из центральных тем поэзии Д., которому и современники и позднейшая критика недаром присвоили имя «певца Фелицы». Наряду с этой темой выступает вторая основная тема творчества Д. - тема неприязненно сатирического отношения к придворной знати, к «боярам». В свою очередь степень этой неприязненности неодинакова, варьируется в зависимости от того, на какой из слоев высшей придворной знати направлено творческое внимание Д. К временщикам, к «новой знати», представлявшей явление в известной степени аналогичное социальной линии самого Д., он относится в большинстве случаев без всякой злобы. Он иронизирует над представителями «новой знати», поскольку они почили на лаврах, коснеют в праздной роскоши; наоборот, он готов всячески приветствовать их в качестве деятельных помощников Екатерины, в их военных подвигах, в их будничных трудах и днях (хвалебные оды Потемкину, Зубову и др.). Зато к старой родовитой знати, обязанной близостью к трону не личным качествам и заслугам, а своему происхождению, Д. относится с беспощадной иронией, стоящей на грани прямой социальной ненависти. В одной из своих записок, к-рую Д. уже в бытность его министром юстиции подал Сенату, он писал: «порода есть только путь к преимуществам; запечатлевается же благородное происхождение воспитанием и заслугою». В соответствии с этим он громит в своих одах «князей мира», - гордящуюся только гербами своих предков «позлащенную грязь», - «жалких полубогов», «истуканов на троне». «Не ты, сидящий за кристаллом в кивоте, блещущий металлом, почтен здесь будешь мной, болван!», - энергично восклицает он в своей ранней оде «На знатность» (1774), вводя во второй ее, написанный двадцать лет спустя и опубликованный под новым названием «Вельможа», вариант знаменитые слова об «осле», к-рый «останется ослом, хотя осыпь его звездами». «Собственному ее величества автору», умиленному и восторженному «певцу Фелицы» противостает другой творческий аспект Д. - грозного и беспощадного «бича вельмож» (выражение о Д. Пушкина). Предельной резкости и силы «бичующий» голос Д. достигает в особом, тематически примыкающем непосредственно к сатирическим одам жанре религиозно-обличительных од. В этих одах, представляющих по большей части переложения библейских псалмов, Д. с пафосом ветхозаветного пророка призывает небесные громы на «неправедных и злых» - «сильных» мира, «земных богов». «Боярским сынам», «дмящимся» «пышным древом предков дальних», Д. противопоставляет в своих сатирических одах истинную «подпору царства», «росское множество дворян», к-рое во время пугачевщины «спасло от расхищения» империю, «утвердило монаршу власть», а ныне «талантом, знаньем и умом» «дает примеры обществу», «пером, мечом, трудом, жезлом» служит его «пользе». Подобно этому основной мотив «псалмов» Д. - противопоставление «сонму вельмож», «злым» земным «владыкам», некоего служителя «правды», «праведного судии», исполненного высокого сознания своего достоинства, равенства «царям», «сохраняющего законы», невзирая на лица, «на знатность». Самым ярким образцом од-псалмов Д. является его знаменитая ода «Властителям и судиям», над к-рой Д. работал в течение многих лет. Ода дважды не могла быть напечатана по цензурным условиям, а после напечатания навлекла на Д. гнев Екатерины и обвинение в том, что он пишет «якобинские стихи» (это же обвинение было повторено Екатериной в отношении оды «На взятие Варшавы», весь тираж к-рой был задержан лично императрицей и не мог появиться в свет). «Якобинизм» этих стихов на самом деле не выходит за пределы бурной внутриклассовой оппозиции выходца из дворянских низов высшей придворной знати, но воинствующая, восходящая с боем социальная линия Д. действительно находит здесь свое наиболее громкое выражение. В своих одах-псалмах, как и в некоторых сатирических одах, «певец царей» - Д. - впервые в русской литературе подымается до высоты подлинной гражданской поэзии. И недаром Рылеев, выводя Д. в своих «Думах» в ряду других «героев свободы», прямо уподобляет его гражданский пафос - «к общественному благу ревность» - пафосу своих современников - декабристов.</p><p class="tab">Екатерина в борьбе различных слоев современного ей дворянства, частным выражением к-рой была борьба Д. с «боярами», занимала вообще несколько неопределенную позицию, а чаще всего и прямо становилась на сторону «вельмож». «Должно по всей справедливости признать, - писал в своих Записках сам Д., - что она при всех гонениях сильных и многих неприятелей не лишала его своего покровительства и не давала, так сказать, задушить его; однако же и не давала торжествовать явно над ними оглаской его справедливости или особливою какою-либо доверенностью, к-рую она к прочим оказывала». Все это сказалось на дальнейшей судьбе в творчестве Д. образа Екатерины, являвшегося, как мы видели, одним из центральных образов его поэзии. Опростив, очеловечив в своих «забавных» стихах тот «богоподобный» образ «монархини», который был завещан традицией хвалебных од Ломоносова, Д. пошел еще дальше, придя в конце концов чуть ли не к полному его развенчанию. В поэзии Д. эта последняя стадия могла конечно отразиться только отрицательно. Присяжный «певец Фелицы», несмотря на прямые ожидания от него императрицей новых хвалебных стихов, не мог принудить себя писать в прежнем роде. «Несколько раз принимался, запираясь по неделе дома, но ничего написать не мог», - рассказывает он сам и поясняет: «не мог воспламенить так своего духа, чтоб поддержать свой высокий прежний идеал, когда вблизи увидел подлинник человеческий с великими слабостями». Параллельно с умалением, а затем мало-помалу и вовсе уходом из творчества Д. образа Екатерины, на место его выдвигаются образы великих вождей и полководцев того времени: Репнина, Румянцева, Суворова, из-за которых выступают безмерно могучие очертания подлинного главного героя поэзии Д. - сказочного «вихря-богатыря», «твердокаменного росса» - «всего русского народа» (примечание самого Д. к оде «На взятие Измаила»), точнее всего «росского множества дворян» (при интерпретации таких терминов Д., как «весь русский народ», конечно приходится считаться со всем социально-историческим контекстом его творчества. Так строка о Екатерине - «свободой бы рабов пленила» - могла бы подать повод к самым произвольным толкованиям, если бы у нас не было свидетельства самого Д., что он разумел ею «манифест о вольности дворянства», изданный Петром III и подтвержденный Екатериною II). Грандиозные военные предприятия русского дворянства второй половины XVIII в., продиктованные насущными потребностями нарождавшегося дворянского капитализма в новых рынках сбыта и экспортных путях, находят в Д. своего самого восторженного и вдохновенного барда. По поводу одной из первых победных од Д. Екатерина заметила ему: «Я не знала по сие время, что труба ваша столь же громка, сколь лира приятна». И в своих победных стихах Д. действительно откладывает в сторону «гудок» и лиру - признанные орудия «русского Горация и Анакреона», - вооружается боевой трубой, характерно возвращаясь к некогда отвергнутой им поэтике «громозвучной» ломоносовской оды. Торжественная приподнятость тона, патетика словаря и синтаксиса, колоссальность образов и метафор - таковы основные черты «победных од» Д. Существенно новым по отношению к Ломоносову является только введение Д. в свои оды, взамен традиционного классического Олимпа, образов из северной мифологии, навеянных ему поэзией Оссиана (в 1788 на русском яз. появилась книжка переводов «поэм древних бардов»). Если в опрощенной, «забавной» оде Д. типа «Фелицы» пробиваются первые побеги художественного реализма, если в его «анакреонтических» песенках содержатся несомненные зачатки сентиментальной поэтики Дмитриева и Карамзина, - в «оссиановских» образах Д. имеем такой же явный сдвиг от ломоносовского классицизма к романтическим тенденциям начала XIX в.</p><p class="tab">Однако в творчестве Д. нашла свое высшее выражение не только героика его времени и его класса, но и блистательный быт современной ему дворянской России. «Вредной роскоши» вельмож Д. любит полемически противопоставлять в своих стихах «горацианский» идеал довольства малым, «умеренности» неприхотливого семейного обихода «бедного дворянина», к-рый идет трудовой «средней стезей», почитая «всю свою славу» в том, «что карлой он и великаном и дивом света не рожден». Тем не менее в поэзии Д. с исключительной силой отразились весь «павлиний» блеск, все фейерверочное великолепие екатерининского времени, времени неслыханно пышных торжеств, потешных огней, победных иллюминаций, «гремящих хоров» - самой праздничной «светозарной» эпохи в жизни русского дворянства (см. хотя бы составленное Д. в прозе и в стихах «Описание торжества в доме князя Потемкина»). Однако вся эта пышность, весь этот праздничный блеск и сверкание расцветали в значительной степени «бездны на краю». Д. пережил пугачевщину. На его глазах разверзлась та пропасть, к-рая едва не поглотила всю дворянскую Россию. На его же глазах развертывались пестрые и калейдоскопичные судьбы екатерининских временщиков, из социального небытия подымавшихся на предельные выси империи и так же стремительно ниспадавших со своей мгновенной высоты - «сегодня бог, а завтра прах». В своем личном бытии Д. знал тот же непрерывный ритм взлетов и падений - «Я царь - я раб, Я червь - я бог». Вот почему наряду с картинами роскошной, пиршественной жизни в стихах Д. так настойчиво повторяется антитетичная им тема всеуничтожающей, всепоглощающей, всеподстерегающей смерти. «Не зрим ли всякий день гробов, седин дряхлеющей вселенной. Не слышим ли в бою часов глас смерти, двери скрып подземной» - таков один из лейтмотивов поэзии Д.; «Где стол был яств, там гроб стоит» - одна из наиболее характерных ее антитез. Высшего художественного воплощения это двойное восприятие Д. жизни своего времени достигает в его знаменитой оде «Водопад». В образе водопада - «алмазной горы», с «гремящим ревом» низвергающейся вниз в долину, чтобы через короткое время бесследно «потеряться» в глуши «глухого бора», Д. дал не только аллегорическое изображение жизненной судьбы одной из самых характерных фигур русского XVIII в. - «сына счастия и славы» - «великолепного князя Тавриды», Потемкина, но и грандиозный охватывающий символ всего «века Екатерины» вообще.</p><p class="tab">Сплошной антитезой является самый стиль Д., представляющий собой замечательное сочетание элементов, прямо противоположных друг другу. Уже Гоголь отмечал, что если «разъять анатомическим ножом» слог Державина, увидишь «необыкновенное соединение самых высоких слов с самыми низкими и простыми». Это наблюдение целиком подтверждается филологическим анализом, действительно вскрывающим в языке Д. самую причудливую «смесь церковно-славянского элемента с народным», выражающуюся не только в наличии в стихах Д. друг подле друга церковно-славянских и народных слов, форм, синтаксических конструкций, но и в своеобразном, как бы химическом их взаимопроникновении: «часто церковно-славянское слово является у Д. в народной форме и, наоборот, народное облечено в форму церковно-славянскую» (Я. Грот). Такое же соединение торжественности и простоты имеем и в отношении изобразительной стороны его творчества. Д. создает в своих стихах мир феерической пышности, сказочного великолепия. «Какое зрелище очам!» - эта строка, повторяемая Д. в нескольких его одах («Водопад», «Изображение Фелицы»), может быть распространена на всю его поэзию. Все в ней сверкает золотом и драгоценными камнями. По его стихам разлиты «огненные реки», рассыпаны «горы» алмазов, рубинов, изумрудов, «бездны разноцветных звезд». Всю природу рядит он в блеск и сияние. Небеса его - «златобисерны» и «лучезарны», дожди - «златые», струи - «жемчужные», заря «багряным златом покрывает поля, леса и неба свод», «брега блещут», луга переливаются «перлами», воды «сверкают сребром», «облака - рубином». Излюбленные эпитеты - составные, типа: «искросребрный», «златозарный». «Лазурны тучи, краезлаты, блистающи рубином сквозь, как испещренный флот, богатый, стремятся по эфиру вкось» - таков наиболее характерный пейзаж Д., в создании к-рого участвовала столько же баснословная роскошь дворянского быта екатерининского времени, сколько отзвуки военно-морских триумфов эпохи, отсветы победных зарев Кагула, Наварина и Чесмы. И тут же, рядом со всей этой пышностью и сверканием - такие «опрощенные» образы, как знаменитое «И смерть к нам смотрит чрез забор», или разящий натурализм его осени, к-рая, «подняв пред нами юбку, дожди, как реки, прудит». На протяжении одной и той же оды находим такие строки, как «Небесные прошу я силы, Да их простря сафирны крылы», и почти рядом: «И сажей не марают рож». В сложнейшей многоярусной композиции огромных по размеру од Д. («Водопад» - 444 стиха, «Изображение Фелицы» - 464, в «Медном всаднике» Пушкина - 465 стихов) имеем такое же соединение тяжелой пышности нагромождаемых друг на друга словно бы без всякого усилия грандиозных архитектурных масс с бесформенностью, отсутствием единого, цельного плана, с той «дикостью», к-рая так потрясала С. Т. Аксакова и Гоголя и так раздражала Пушкина. То же самое и в отношении звучания стиха Д. В ряде случаев Д. выказывает себя утонченнейшим знатоком и мастером поэтической формы, дает классические образцы «благозвучия» (знаменитое описание лунного света в «Видении Мурзы»), удачно пишет соединением различных стихотворных размеров («Ласточка»), желая «показать изобилие, гибкость, легкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований», свойственные русскому языку, складывает стихи, «в к-рых буквы р совсем не употреблено» (десять «анакреонтических песен», в числе к-рых есть лучшие образцы этого рода, по тонкости отделки далеко превосходящие аналогичные попытки звукописи, хотя бы Бальмонта). Однако в то же время стих Д. отличается чаще всего жесткостью, шероховатостью, словно бы нарочитой затрудненностью в расстановке слов. Все это лишает его стихотворную речь тех «гладкости и плавности», к которым позже начали стремиться Карамзин и его последователи, зато сообщает ей несколько «хриплую», варварскую, но мужественную полновесность.</p><p class="tab">Характеризуя «пышность и роскошь», которые окружали Потемкина во все минуты его жизни, Д. рассказывает, что во время походов он приказывал простые землянки обивать парчей и увешивать люстрами. Екатерининская Россия представляла собой изумительное соединение европейской образованности с чисто азиатской дикостью, роскоши и великолепия внешних форм жизни высшего дворянства с варварской экономикой, основанной целиком на рабском труде, с первобытной техникой, с примитивнейшими орудиями производства. «Землянки, обитые парчами и увешенные люстрами» - лучший образ русского екатерининского барокко, гениальным лит-ым выражением к-рого была поэзия Д. - поэзия гипербол и антитез по преимуществу.</p><p class="tab">Сам Д. постоянно подчеркивал, что художественным творчеством он занимался только «в свободное от службы время», «от должностей в часы свободны». Несмотря на это, по количеству своей продукции он принадлежит к числу наиболее плодовитых русских писателей. Свои произведения Д. отделывал с необычайной старательностью и упорством: такие его вещи, как «Бог», «Видение Мурзы», «Водопад», писались в течение нескольких лет; большинство его стихов имеет несколько редакций, которым зачастую предшествуют прозаические наброски и планы. С необыкновенной, чисто «брюсовской» тщательностью Д. снабдил большинство своих стихов хронологическими указаниями и всякого рода комментариями. Особенно усилилась творческая деятельность Д. в его старческий период, когда он освободился от своих служебных обязанностей. Наряду с неослабевающей «высокой» одической струей (хвалебные и философские оды, религиозные гимны), в творчестве Д. получает в это время особое развитие анакреонтическая поэзия, характерно преобладают мотивы просторной и привольной «сельской жизни», сочувственно противопоставляемой «тесноте» и «затворам» города и двора («Похвала сельской жизни», «Евгению. Жизнь Званская» и другие), культивируется жанр басен. Помимо всего этого Д. обращается к драматическому творчеству: за последние годы жизни им написано огромное количество трагедий, драм, комедий, наконец опер, в которых он, в полном соответствии с поэтикой барокко, склонен усматривать венец художественно-поэтического творчества - «перечень или сокращение всего зримого мира», «живое царство поэзии». Современники с полным основанием называли драматические произведения Д. «развалинами» его таланта, однако они интересны тем, что автор захватывает в них различные стороны не только придворного, но и мелкопоместного и даже мещанского быта. Особенно любопытна в этом отношении опера «Рудокопы», в к-рой едва ли не впервые в русской лит-ре дано изображение крепостных рабочих. Замечательны написанные в это же время автобиографические «Записки» Д. - один из выразительнейших документов екатерининской эпохи. Лит-ая позиция Д. в его последний период характерно двойственна. С одной стороны, он является «живым памятником» XVIII века, одним из оплотов классицизма (основывает вместе с Шишковым знаменитую «Беседу любителей русского слова», пишет «Рассуждение о лирической поэзии или оде», в к-ром стоит целиком на почве классической поэтики), с другой - явно сочувствует новым веяниям: в противоположность своим лит-ым единомышленникам «восхищается», «стоит горой» за Карамзина. Эта двойственность вполне соответствует историко-литературной роли творчества Д., завершающего все литературное развитие XVIII века и в то же время, по справедливым словам Белинского, зажигающего «блестящую зарю» новой русской поэзии.</p><p class="tab">Среди современников творчество Д. пользовалось исключительным признанием и популярностью. Новые стихи Д. еще до напечатания широко распространялись в списках, его оды выпускались по тому времени в огромных тиражах (напр. ода «На взятие Измаила» была отпечатана в количестве 3 000 экземпляров - тираж, равносильный тиражу современного издания). Пиетет к поэзии Д. не только прочно держался у представителей следующего литературного поколения - Карамзина, Дмитриева, Жуковского, - но был усвоен и поэтами пушкинской эпохи. Почти все поэты плеяды начинали под знаком традиций державинской школы, но в дальнейшем своем творчестве почти все они отталкивались от Д. Процесс преодоления Д., пересмотра его наследия с особенной резкостью выразился в уничтожающем отзыве Пушкина (1825): «Перечел я Д. всего, и вот мое окончательное мнение. Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка (вот почему он и ниже Ломоносова) - он не имел понятия ни о слоге, ни о гармонии, ни даже о правилах стихосложения. Вот почему он и должен бесить всякое разборчивое ухо. Он не только не выдерживает оды, но не может выдержать и строфы... Читая его, кажется, читаешь дурной, вольный перевод с какого-то чудесного подлинника... Его гений думал по-татарски, а русской грамоты не знал за недосугом... У Д. должно сохранить будет од восемь да несколько отрывков, а прочее сжечь. Гений его можно сравнить с гением Суворова, - жаль, что наш поэт слишком часто кричал петухом, - довольно об Д.». Этот отзыв, в к-ром Пушкин трактует в качестве недостатков, неумения владеть языком, все особенности державинской поэтики и стиля, мог бы служить примером столь неожиданной для Пушкина эстетической слепоты к явлениям известного рода. Однако «неприятие» Пушкиным Д. - насквозь социальной природы. Линии социального развития Пушкина и Державина, которые лежат в одной классовой плоскости, вместе с тем прямо противоположны друг другу. Пушкин идет сверху вниз, от «шестисотлетнего дворянства» к «третьему состоянию», - к бытию писателя-профессионала. Линия Д. из мелкопоместья ведет его круто наверх, в ряды высшей знати. Отсюда даже там, где в творчестве обоих поэтов находим родственные элементы, они даны в совершенно разной окраске. Так и творчеству Д. и творчеству Пушкина присущи несомненные элементы демократизма. Однако демократизм Пушкина возникает из утонченности, из высшего аристократизма и сохраняет все следы этой утонченности. Демократизм Д. - здоровая, примитивная грубость, зачастую вульгарность. Этим объясняется предпочтение Пушкиным строго классической ломоносовской оды и отрицательное отношение к деградировавшему ее Д., который «не выдерживает тона», «кричит петухом». Параллельно пересмотру творчества Д. поэтами идет переоценка его критикой. Последняя с особенной наглядностью проступает в двух отзывах о Д. Белинского, сделанных на расстоянии десятилетия (в 1834 и 1843). Первый - восторженный, второй - гораздо более сдержанный, признающий за поэзией Д. только относительное историческое значение. Отзывы Пушкина и Белинского определили отношение к Д. на протяжении всего прошлого века. Лит-ые традиции Д., сказавшись в поэзии Тютчева, в «высоких» местах гоголевской прозы, уходят глубоко под землю, снова выступая только в начале XX в. в творчестве Вяч. Иванова, этого, по отзыву некоторых критиков, «Державина наших дней». «Вещность» Д., его чувственная влюбленность в предметы «здешнего», зримого мира, смакование их - оказываются близки творческим устремлениям акмеизма. Из среды, лит-но близкой акмеизму, появляется ряд критических статей, снова дающих высокую оценку творчества Д. Некоторые аналогии «смешанному» жанру оды Д., соединяющему воспевание с шуткой и сатирой, можно усмотреть в творчестве В. Маяковского. Научное изучение поэзии Д. почти еще не начиналось.</p><p class="tab"></p><p class="tab"><span><b>Библиография:</b></span></p><p class="tab"><b>I.</b> Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота, тт. I-IX, изд. Академии наук, СПБ., 1864-1883 (самое полное собр. сочин., хотя и не включающее всего написанного Д., с подробнейшими комментариями, словарем, биографией, библиографией и т. п. Существует в двух видах - с иллюстрациями и без них. Пользоваться рекомендуется изданием с иллюстрациями, современными автору и представляющими сами по себе замечательный памятник эпохи); Избранные сочинения Державина, Под редакцией и с примеч. Л. Поливанова (здесь отрывки из «Записок» Д., избранные стихи, проза, отрывки из драматических произведений); Г. Р. Державин, в сб. «Русская поэзия», Под редакцией С. А. Венгерова, т. I, XVIII в., СПБ., 1897 (избранные стихи Д.; в примечаниях и дополнениях подбор наиболее характерных критических статей о Д. и библиография); Жизнь Державина по его сочинениям и письмам и по историческим документам, описанная Я. Гротом, тт. I-II, изд. Академии наук, СПБ., 1880-1883.</p><p class="tab"><b>II.</b> Вяземский П. А., О Державине, 1816, см. Полное собр. сочин., т. I, СПБ., 1878; Пушкин А. С., Державин, Автобиографическая заметка, 1833 (см. в Собр. сочин.; отзывы в письмах Пушкина о Д. см. в Собр. писем, Под редакцией Б. Л. Модзалевского, тт. I-II, Гиз, 1926-1928, по именному указателю в конце II тома); Гоголь Н. В., В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенности (см. в Собр. сочин.); Белинский В. Г., Сочинения Державина, 1843; см. еще Литературные мечтания, 1834, и Сочинения Пушкина; I обозрение русской литературы от Державина до Пушкина, 1843 (в Собр. сочин.); Буслаев Ф. И., Иллюстрация стихотворений Державина, в кн. «Мои досуги», ч. 2, М., 1886; Садовской Борис, Г. Р. Державин, «Русская Камена», М., 1910; Грифцов Б., Державин, в журн. «София», 1914, № 1; «Вестник образования и воспитания» (юбилейный державинский номер), Казань, май - июнь 1916 (здесь статьи Абакумова С., Об отношении Державина к народной поэзии, Машнина А., Эстетическая теория Батте и Державин, Данилова Н. М., Пушкин о Державине и др.); Вальденберг Н., Державин, опыт характеристики, П., 1916; Иконников В. С., Г. Р. Державин в своей государственной и общественной деятельности, П. - Киев, 1917; Фирсов Н. Н., Державин как выразитель настроения российского дворянства, «Известия Северо-восточного архангельского института в Казани», т. I, 1920; Ходасевич Вл., Державин, в кн. «Статьи о русской поэзии», П., 1922; Эйхенбаум Б., Державин, в кн. «Сквозь лит-ру», Л., 1924; Gukowsky G., Von Lomonosov bis Derzavin, «Zeitschrift fur slavische Philologie», В. II, Doppelheft 3/4, 1925; Гуковский Г., Первые годы поэзии Державина, в кн. «Русская поэзия XVIII века». Л., 1927: Тынянов Юрий, Ода как ораторский жанр, в сб. «Поэтика», III, Л., 1927 (в особенности, стр. 120-124); Пумпянский Л. В., Поэзия Ф. И. Тютчева, в сб. «Урания», Тютчевский альманах, Л., 1928 (здесь ряд ценных указаний о стиле Д.).</p><p class="tab"><b>III.</b> Мезьер А. В., Русская словесность с XI по XIX столет. включительно, ч. 1, СПБ., 1899. </p>... смотреть

ДЕРЖАВИН

Гавриил Романович [1743—1816]— крупнейший русский поэт XVIII в. По отцу происходит от татарского мурзы Багрима, выселившегося в XV в. из Большой Орды. Родился в Казани, в семье мелкопоместных дворян. Получил скудное образование (сперва у «церковников» — дьячка и пономаря, затем в частной школе немца-каторжника, наконец в Казанской гимназии, к-рую не окончил). С 1762 служил в течение 10 лет солдатом в гвардейском Преображенском полку; первое время жил в казарме со «сдаточными» солдатами из крестьян; наравне с ними выполнял самую черную работу. Вместе с полком участвовал в перевороте, возведшем на престол Екатерину II. Ко времени военной службы относится самый тяжелый период жизни Д. Находясь по  смерти отца в крайне стесненном материальном положении, Д. пристрастился к карточной игре, сделался отъявленным шулером, повел распутную жизнь — «повеса, мот, буян, картежник очутился» — совершил ряд уголовных проступков. Исход энергии и честолюбию Д. открыла пугачевщина. Только что произведенный в офицеры Д. по собственному почину принял деятельное участие в усмирении пугачевского бунта в качестве члена секретной следственной комиссии. Деятельность Д. во время пугачевщины во многом загадочна. Сам он ставил себе в особую заслугу, что, имея возможность добиться «всего», чего бы ни захотел, не изменил Екатерине. Несмотря на это, он восстановил против себя высшее начальство: главнокомандующий хотел «повесить Д. вместе с Пугачевым». В дальнейшем Д. служил на гражданской службе, достиг высоких чинов: губернатора, секретаря Екатерины II, сенатора, государственного казначея, наконец министра юстиции. В 1803 году, ввиду резкой оппозиции либеральным тенденциям Александра I (Д. был в частности сторонником дворянской «конституции» — расширения власти и прав Сената — и одним из самых крайних консерваторов в крестьянском вопросе), был «уволен от всех дел» и последние годы жизни прожил на полном покое, частью в Петербурге, частью в своей новгородской деревне, Званке. Служебная деятельность Д., вышедшего из «низкой доли» и достигшего министерского кресла и «стула сенатора Российской империи», представляет собой непрерывный ряд подъемов и самых резких падений. В результате блестяще начавшейся деятельности его во время пугачевского бунта он был признан «недостойным продолжать военную службу». Губернаторство Д. закончилось отставкой и преданием суду; недолго удержался Д. и в должности секретаря Екатерины II, жаловавшейся, что он «не только грубил при докладах, но и бранился».  Павел подвергнул Д. опале «за непристойный ответ», Александр — за то, что «он слишком ревностно служит». Современники приписывали злоключения Д. его резкому, неуживчивому характеру («бранится с царями и не может ни с кем ужиться»). Сам Д. считал, что он страдает за свою неуклонную приверженность к «правде» всегда и во всем («я тем стал бесполезен, что горяч и в правде чорт»). На самом деле в истории служебной деятельности Д. резко сказались особенности того социального слоя бедного служилого дворянства, который в эпоху дворцовых переворотов, пугачевщины, временщиков с исключительной энергией выдвинулся в первые ряды класса, оттесняя родовитую знать, сделавшись главной «подпорой» незаконного екатерининского трона. Вся служебная деятельность Д. направлена по линии борьбы с родовитой знатью, «мишурными царями» — стародворянскими крупнопоместными феодалами — борьбы, в к-рой он опирается на временщиков, «случайных» людей (Потемкина, Зубова) и самое императрицу. Однако временщики для Д. были всего лишь более удачливыми представителями того социального слоя, к которому он сам принадлежал. Императрица всем своим самодержавным могуществом опять-таки была обязана поддержке социально подобного Д. дворянского «множества». Отсюда тот «якобинский» пафос независимости, личного достоинства, который наряду с необходимостью «толкаться в передней» у временщиков, готовностью ревностно служить своим пером императрице и ее «орлам» так свойственен Д.-царедворцу и Д.-поэту. На свою литературную деятельность сам Д. склонен был смотреть по преимуществу как на орудие в той борьбе, к-рую он вел, из бедности и низов пробиваясь к «почетным чинам», подымаясь к самому подножию трона. По его собственным неоднократным заявлениям, все его стихи за самыми малыми исключениями носят неуклонно-политический характер, все написаны «на случай», проникнуты острой злободневностью. Боясь, что они станут непонятны новому читателю, Д. впоследствии составил особый «ключ», подробный автокомментарий, в к-ром детально объяснил, что именно послужило целью или толчком к написанию той или иной вещи. По поводу одной из наиболее удаленных, казалось бы, от всякой злободневности од Д., знаменитой религиозной оды «Бог», один из осведомленных современников замечал: «Нет строки, нет выражения в шуточных и важных стихотворениях Д., которые бы были им написаны без намерения, без отношения к лицам или обстоятельствам того времени. Екатерина и другие особы, для которых он преимущественно писал, понимали все это и умели ценить». Это замечание приобретает особый вес, если мы обратимся к датам биографии: 15 февраля 1784 года Д. уволен князем Вяземским от службы. «Бог» напечатан  23 апреля того же года. 22 мая Д. получает важное назначение — олонецким губернатором. Повидимому «Бог» был воспринят Екатериной как пламенный гимн самодержавию, и она, как всегда в таких случаях, поспешила щедро наградить своего «собственного автора» (Д. так и подписывал некоторые свои письма — «ее величества собственный автор»). И в трудных обстоятельствах Д. постоянно «прибегает к своему таланту». Служебная карьера Д. начинается знаменитой одой «Фелица», посвященной прославлению Екатерины, впервые после нее обратившей внимание на Д. и пожаловавшей ему табакерку, осыпанную бриллиантами, и 500 червонцев. Свое положение после отставки от губернаторства он поправляет новой одой ей же — «Изображение Фелицы», «возвращает себе благоволение» Павла I одой на восшествие его на престол и т. д. и т. д. Служебный характер од Д. заставлял его не придавать им слишком большой цены, отзываться о них, как о «пустяках»: «все это так, около себя и важного значения для потомства не имеет: все это скоро забудут». Однако огромное художественное дарование вынесло значение поэтического творчества Д., в котором оды занимают как раз центральное место, далеко за те служебные рамки, которые сам он ему ставил, сделало поэзию Д. самым ярким выражением его времени и его класса, замечательнейшим памятником екатерининской дворянской России. Выход из дворянских низов, из среды дворянского мелкопоместного «множества» на самые верхи империи, в царский дворец, к подножию трона — специфическая особенность социального бытия Д. — определяет собой в основных чертах его поэтику. В поэзии 60-х и 70-х гг. XVIII в. боролись две традиции — «высокая» традиция Ломоносова, культивировавшая по преимуществу жанр придворной хвалебной оды, и прямо противоположная ей традиция Сумарокова, восстающая против «громкости», «витийства» и напыщенности — «надутости» — од Ломоносова, требующая «простоты» и «естественности» языка и стиля, в противовес жанру оды, разрабатывающая жанры интимной лирики (любовная песнь, элегия) и сатиры (басня, эпиграмма). Молодой Д. характерно усваивает обе эти традиции, следуя одновременно той и другой, с тем, чтобы в дальнейшем, в пору полной литературной зрелости дать своеобразное синтетическое слияние обеих. С одной стороны, Д., следуя образцам сумароковской школы, начинает свою литературную деятельность любовными «анакреонтическими песнями», создаваемыми, по его собственным словам, без «всякой цели», вырастающими, как и одновременно складываемые им непристойные «площадные побасенки», в атмосфере военной казармы, кабака, игорного дома. С другой стороны, стремление к дворянским верхам, ко дворцу заставляет его отталкиваться от традиции деклассирующегося дворянина Сумарокова  (в борьбе между сторонниками Сумарокова и сторонниками Ломоносова он принимает сторону последних; в частности, ему принадлежит ряд резких эпиграмм на Сумарокова), следуя Ломоносову, пробовать «высокий» жанр хвалебных од. В печати Д. впервые выступает (не считая опубликованного им непосредственно перед тем в переводе с немецкого отрывка из овидиевых «Превращений») в 1773 г. именно одой «На бракосочетание великого князя Павла Петровича», построенной по всем правилам ломоносовской школы. Однако поэтика Ломоносова, в свою очередь, также не удовлетворяет Д. Оды Ломоносова, выходца из крестьян, выполнявшего в своем поэтическом творчестве социальный заказ по существу совершенно чуждого ему придворного дворянства, носили отвлеченно-хвалебный, торжественно-абстрактный характер. Д., сам участник жизни прорывающегося к верхам, к трону, дворянства, стремится наполнить их конкретным жизненным содержанием. Жизнь двора, вельмож — для него не отвлеченный Олимп с чисто книжными абстрактными богами и богинями, а живая реальность, арена непосредственной личной деятельности, исполненной притяжений и отталкиваний, друзей и врагов, из к-рых одних должно хвалить, других — всячески порицать и осмеивать. Одноцветно-торжественная ломоносовская ода под руками Д., с одной стороны, расцвечивается всеми красками живой жизни — реальности, с другой — приобретает иронический, а зачастую и прямо сатирический, «бичующий» характер. В той же мере не удовлетворяли Д. оды Ломоносова и со стороны языка. Яз. ломоносовских од — отвлеченно-торжественный, книжно-славянский, «высокий штиль». Державин разрушает иерархию ломоносовских «штилей», демократизируя лексику своих од, внося в них слова, заимствованные из «среднего» и «низкого» штилей — разговорную речь, «просторечье». Словарь Державина наряду с высокими книжными речениями изобилует живыми «простонародными» словами и оборотами. «Язык богов» — торжественная, «велелепная» речь дворца — смешивается с грубоватым, но метким и энергичным говором дворянского мелкопоместья и гвардейской казармы. Новые лит-ые тенденции сказываются в творчестве Д. уже в 1779, в стихотворении «На рождение на севере порфирородного отрока» (будущего Александра I). Д. сперва воспевает это событие «в ломоносовском вкусе», но через некоторое время, ощутив, по собственному признанию, «несоответствие» последнего «дару автора», снова обращается к тому же сюжету, на этот раз облекая его в легкую игривую форму «анакреонтической песни». К этому времени относится и теоретическое осознание Д. своего нового особого творческого пути. До тех пор, вспоминал сам Д. впоследствии, «он в выражении и штиле старался подражать г. Ломоносову... но, хотев парить, не мог выдерживать постоянно  красивым набором слов свойственного единственно российскому Пиндару велелепия и пышности. А для того с 1779 избрал он совсем другой путь». Полное свое выражение этот «другой путь» нашел три года спустя в оде «Фелица».  Иллюстрация: Титульный лист «Сочинений Державина», ч. IV, гравюра на меди, I808  «Фелица» написана с установкой на обычную хвалебную оду, посвящена прославлению Екатерины II. Однако все своеобразие «Фелицы» в том, что хвалебная ода сочетается в ней с резким социально-политическим памфлетом. «Добродетельному» образу Фелицы — Екатерины — противопоставляются контрастные образы ее «Мурз», «Пашей», в к-рых Д. даны остро-сатирические портретные зарисовки различных представителей высшей придворной знати. В самом образе императрицы характерно выдвигаются на первый план, в противовес праздной и тщеславной роскоши ее вельмож, черты своеобразного демократизма, «простоты», трудолюбия, деловитости, свойственные как раз тому слою бедного, трудового дворянства, из к-рого вышел сам Д. Меняется и поза певца в отношении предмета его воспевания. Ломоносов подписывал свои оды — «всеподданнейший раб». Отношение Д. к «Фелице», традиционно наделяемой им почти божескими атрибутами, при всей своей почтительности не лишено в то же время некоторой  шутливой короткости, почти фамильярности, свойственной отношениям равных. В соответствии с новым характером оды Д. находится и ее «забавный слог» — заимствующая свое содержание из реального бытового обихода, легкая, простая, разговорная речь, прямо противоположная торжественному «бумажному грому» од Ломоносова. Громадный успех «Фелицы» среди современников наглядно доказывает, что ода Д., к-рая произвела настоящую революцию в отношении поэтики Ломоносова, целиком отвечала основным социально-политическим и лит-ым тенденциям эпохи. Екатерина щедро наградила Д., характерно сделав это, по его собственным словам, «исподтишка», «украдкой от придворных лиц», высмеянных поэтом и «поднявших на него гонение». В то же время «Фелица» послужила толчком к изданию кружком близких к Екатерине лиц, во главе с кн. Дашковой и при непосредственном участии самой императрицы, специального литературно-публицистического журнала «Собеседник любителей российского слова», ставившего своей задачей, как и возникшая вскоре в связи с ним Российская академия, содействовать дальнейшим успехам русского яз. и лит-ры. Первый номер «Собеседника» открылся «Фелицей», явившейся прямой декларацией нового литературного направления.  Иллюстрация: Виньетка А. Н. Оленина [I795]к оде «Праведный судия»  В смешанном хвалебно-сатирическом жанре «Фелицы» с полной отчетливостью сказывается социальная позиция Д. — бедного дворянина, «с низших степеней», через головы вельмож проникающего непосредственно к царскому трону. Этой позицией определяется в основных чертах вся тематика его творчества. Воспевание Екатерины составляет одну из центральных тем поэзии Д., которому и современники и позднейшая критика недаром присвоили имя «певца Фелицы». Наряду с этой темой выступает вторая основная тема творчества Д. — тема неприязненно сатирического отношения к придворной знати, к «боярам». В свою очередь степень этой неприязненности неодинакова, варьируется в зависимости от того, на какой из слоев  высшей придворной знати направлено творческое внимание Д. К временщикам, к «новой знати», представлявшей явление в известной степени аналогичное социальной линии самого Д., он относится в большинстве случаев без всякой злобы. Он иронизирует над представителями «новой знати», поскольку они почили на лаврах, коснеют в праздной роскоши; наоборот, он готов всячески приветствовать их в качестве деятельных помощников Екатерины, в их военных подвигах, в их будничных трудах и днях (хвалебные оды Потемкину, Зубову и др.). Зато к старой родовитой знати, обязанной близостью к трону не личным качествам и заслугам, а своему происхождению, Д. относится с беспощадной иронией, стоящей на грани прямой социальной ненависти. В одной из своих записок, к-рую Д. уже в бытность его министром юстиции подал Сенату, он писал: «порода есть только путь к преимуществам; запечатлевается же благородное происхождение воспитанием и заслугою». В соответствии с этим он громит в своих одах «князей мира», — гордящуюся только гербами своих предков «позлащенную грязь», — «жалких полубогов», «истуканов на троне». «Не ты, сидящий за кристаллом в кивоте, блещущий металлом, почтен здесь будешь мной, болван!», — энергично восклицает он в своей ранней оде «На знатность» [1774, вводя во второй ее, написанный двадцать лет спустя и опубликованный под новым названием «Вельможа», вариант знаменитые слова об «осле», к-рый «останется ослом, хотя осыпь его звездами». «Собственному ее величества автору», умиленному и восторженному «певцу Фелицы» противостает другой творческий аспект Д. — грозного и беспощадного «бича вельмож» (выражение о Д. Пушкина). Предельной резкости и силы «бичующий» голос Д. достигает в особом, тематически примыкающем непосредственно к сатирическим одам жанре религиозно-обличительных од. В этих одах, представляющих по большей части переложения библейских псалмов, Д. с пафосом ветхозаветного пророка призывает небесные громы на «неправедных и злых» — «сильных» мира, «земных богов». «Боярским сынам», «дмящимся» «пышным древом предков дальних», Д. противопоставляет в своих сатирических одах истинную «подпору царства», «росское множество дворян», к-рое во время пугачевщины «спасло от расхищения» империю, «утвердило монаршу власть», а ныне «талантом, знаньем и умом» «дает примеры обществу», «пером, мечом, трудом, жезлом» служит его «пользе». Подобно этому основной мотив «псалмов» Д. — противопоставление «сонму вельмож», «злым» земным «владыкам», некоего служителя «правды», «праведного судии», исполненного высокого сознания своего достоинства, равенства «царям», «сохраняющего законы», невзирая на лица, «на знатность». Самым ярким образцом од-псалмов Д. является его знаменитая ода «Властителям и судиям», над к-рой Д. работал в течение многих лет. Ода дважды не могла быть  напечатана по цензурным условиям, а после напечатания навлекла на Д. гнев Екатерины и обвинение в том, что он пишет «якобинские стихи» (это же обвинение было повторено Екатериной в отношении оды «На взятие Варшавы», весь тираж к-рой был задержан лично императрицей и не мог появиться в свет). «Якобинизм» этих стихов на самом деле не выходит за пределы бурной внутриклассовой оппозиции выходца из дворянских низов высшей придворной знати, но воинствующая, восходящая с боем социальная линия Д. действительно находит здесь свое наиболее громкое выражение. В своих одах-псалмах, как и в некоторых сатирических одах, «певец царей» — Д. — впервые в русской литературе подымается до высоты подлинной гражданской поэзии. И недаром Рылеев, выводя Д. в своих «Думах» в ряду других «героев свободы», прямо уподобляет его гражданский пафос — «к общественному благу ревность» — пафосу своих современников — декабристов. Екатерина в борьбе различных слоев современного ей дворянства, частным выражением к-рой была борьба Д. с «боярами», занимала вообще несколько неопределенную позицию, а чаще всего и прямо становилась на сторону «вельмож». «Должно по всей справедливости признать, — писал в своих „Записках“ сам Д., — что она при всех гонениях сильных и многих неприятелей не лишала его своего покровительства и не давала, так сказать, задушить его; однако же и не давала торжествовать явно над ними оглаской его справедливости или особливою какою-либо доверенностью, к-рую она к прочим оказывала». Все это сказалось на дальнейшей судьбе в творчестве Д. образа Екатерины, являвшегося, как мы видели, одним из центральных образов его поэзии. Опростив, очеловечив в своих «забавных» стихах тот «богоподобный» образ «монархини», который был завещан традицией хвалебных од Ломоносова, Д. пошел еще дальше, придя в конце концов чуть ли не к полному его развенчанию. В поэзии Д. эта последняя стадия могла конечно отразиться только отрицательно. Присяжный «певец Фелицы», несмотря на прямые ожидания от него императрицей новых хвалебных стихов, не мог принудить себя писать в прежнем роде. «Несколько раз принимался, запираясь по неделе дома, но ничего написать не мог», — рассказывает он сам и поясняет: «не мог воспламенить так своего духа, чтоб поддержать свой высокий прежний идеал, когда вблизи увидел подлинник человеческий с великими слабостями». Параллельно с умалением, а затем мало-помалу и вовсе уходом из творчества Д. образа Екатерины, на место его выдвигаются образы великих вождей и полководцев того времени: Репнина, Румянцева, Суворова, из-за которых выступают безмерно могучие очертания подлинного главного героя поэзии Д. — сказочного «вихря-богатыря», «твердокаменного росса» — «всего русского народа» (примечание самого Д. к оде «На взятие  Измаила»), точнее всего «росского множества дворян» (при интерпретации таких терминов Д., как «весь русский народ», конечно приходится считаться со всем социально-историческим контекстом его творчества. Так строка о Екатерине — «свободой бы рабов пленила» — могла бы подать повод к самым произвольным толкованиям, если бы у нас не было свидетельства самого Д., что он разумел ею «манифест о вольности дворянства», изданный Петром III и подтвержденный Екатериною II). Грандиозные военные предприятия русского дворянства второй половины XVIII в., продиктованные насущными потребностями нарождавшегося дворянского капитализма в новых рынках сбыта и экспортных путях, находят в Д. своего самого восторженного и вдохновенного барда. По поводу одной из первых победных од Д. Екатерина заметила ему: «Я не знала по сие время, что труба ваша столь же громка, сколь лира приятна». И в своих победных стихах Д. действительно откладывает в сторону «гудок» и лиру — признанные орудия «русского Горация и Анакреона», — вооружается боевой трубой, характерно возвращаясь к некогда отвергнутой им поэтике «громозвучной» ломоносовской оды. Торжественная приподнятость тона, патетика словаря и синтаксиса, колоссальность образов и метафор — таковы основные черты «победных од» Д. Существенно новым по отношению к Ломоносову является только введение Д. в свои оды, взамен традиционного классического Олимпа, образов из северной мифологии, навеянных ему поэзией Оссиана (в 1788 на русском яз. появилась книжка переводов «поэм древних бардов»). Если в опрощенной, «забавной» оде Д. типа «Фелицы» пробиваются первые побеги художественного реализма, если в его «анакреонтических» песенках содержатся несомненные зачатки сентиментальной поэтики Дмитриева и Карамзина, — в «оссиановских» образах Д. имеем такой же явный сдвиг от ломоносовского классицизма к романтическим тенденциям начала XIX в.  Иллюстрация: Виньетка А. Н. Оленина [I795]к оде «На смерть князя Мещерского»  Однако в творчестве Д. нашла свое высшее выражение не только героика его времени и его класса, но и блистательный быт современной ему дворянской России. «Вредной роскоши» вельмож Д. любит полемически противопоставлять в своих стихах «горацианский» идеал довольства малым, «умеренности» неприхотливого семейного обихода «бедного дворянина», к-рый идет трудовой «средней стезей», почитая «всю свою славу» в том, «что карлой он и великаном и дивом света не рожден». Тем не менее в поэзии Д. с исключительной силой отразились весь «павлиний» блеск, все фейерверочное великолепие екатерининского времени, времени неслыханно пышных торжеств, потешных огней, победных иллюминаций, «гремящих хоров» — самой праздничной «светозарной» эпохи в жизни русского дворянства (см. хотя бы составленное Д. в прозе и в стихах «Описание торжества в доме князя Потемкина»). Однако вся эта пышность, весь этот праздничный блеск и сверкание расцветали в значительной степени «бездны на краю». Д. пережил пугачевщину. На его глазах разверзлась та пропасть, к-рая едва не поглотила всю дворянскую Россию. На его же глазах развертывались пестрые и калейдоскопичные судьбы екатерининских временщиков, из социального небытия подымавшихся на предельные выси империи и так же стремительно ниспадавших со своей мгновенной высоты — «сегодня бог, а завтра прах». В своем личном бытии Д. знал тот же непрерывный ритм взлетов и падений — «Я царь — я раб, Я червь — я бог». Вот почему наряду с картинами роскошной, пиршественной жизни в стихах Д. так настойчиво повторяется антитетичная им тема всеуничтожающей, всепоглощающей, всеподстерегающей смерти. «Не зрим ли всякий день гробов, седин дряхлеющей вселенной. Не слышим ли в бою часов глас смерти, двери скрып подземной» — таков один из лейтмотивов  Иллюстрация: Виньетка А. Н. Оленина [I795]к оде «Водопад»  поэзии Д.; «Где стол был яств, там гроб стоит» — одна из наиболее характерных ее антитез. Высшего художественного воплощения это двойное восприятие Д. жизни своего времени достигает в его знаменитой оде «Водопад». В образе водопада — «алмазной горы», с «гремящим ревом» низвергающейся вниз в долину, чтобы через короткое время бесследно «потеряться» в глуши «глухого бора», Д. дал не только аллегорическое изображение жизненной судьбы одной из самых характерных фигур русского XVIII в. — «сына счастия и славы» — «великолепного князя Тавриды», Потемкина, но и грандиозный охватывающий символ всего «века Екатерины» вообще. Сплошной антитезой является самый стиль Д., представляющий собой замечательное сочетание элементов, прямо противоположных друг другу. Уже Гоголь отмечал, что если «разъять анатомическим ножом» слог Державина, увидишь «необыкновенное соединение самых высоких слов с самыми низкими и простыми». Это наблюдение целиком подтверждается филологическим анализом, действительно вскрывающим в языке Д. самую причудливую «смесь церковно-славянского элемента с народным», выражающуюся не только в наличии в стихах Д. друг подле друга церковно-славянских и народных слов, форм, синтаксических конструкций, но и в своеобразном, как бы химическом их взаимопроникновении: «часто церковно-славянское слово является у Д. в народной форме и, наоборот, народное облечено в форму церковно-славянскую» (Я. Грот). Такое же соединение торжественности и простоты имеем и в отношении изобразительной стороны его творчества. Д. создает в своих стихах мир феерической пышности, сказочного великолепия. «Какое зрелище очам!» — эта строка, повторяемая Д. в нескольких его одах («Водопад», «Изображение Фелицы»), может быть распространена на всю его поэзию. Все в ней сверкает золотом и драгоценными камнями. По его стихам разлиты «огненные реки», рассыпаны «горы» алмазов, рубинов, изумрудов, «бездны разноцветных звезд». Всю природу рядит он в блеск и сияние. Небеса его — «златобисерны» и «лучезарны», дожди — «златые», струи — «жемчужные», заря «багряным златом покрывает поля, леса и неба свод», «брега блещут», луга переливаются «перлами», воды «сверкают сребром», «облака — рубином». Излюбленные эпитеты — составные, типа: «искросребрный», «златозарный». «Лазурны тучи, краезлаты, блистающи рубином сквозь, как испещренный флот, богатый, стремятся по эфиру вкось» — таков наиболее характерный пейзаж Д., в создании к-рого участвовала столько же баснословная роскошь дворянского быта екатерининского времени, сколько отзвуки военно-морских триумфов эпохи, отсветы победных зарев Кагула, Наварина и Чесмы. И тут же, рядом со всей этой пышностью и сверканием — такие «опрощенные» образы, как знаменитое «И смерть к нам  смотрит чрез забор», или разящий натурализм его осени, к-рая, «подняв пред нами юбку, дожди, как реки, прудит». На протяжении одной и той же оды находим такие строки, как «Небесные прошу я силы, Да их простря сафирны крылы», и почти рядом: «И сажей не марают рож». В сложнейшей многоярусной композиции огромных по размеру од Д. («Водопад» — 444 стиха, «Изображение Фелицы» — 464, в «Медном всаднике» Пушкина — 465 стихов) имеем такое же соединение тяжелой пышности нагромождаемых друг на друга словно бы без всякого усилия грандиозных архитектурных масс с бесформенностью, отсутствием единого, цельного плана, с той «дикостью», к-рая так потрясала С. Т. Аксакова и Гоголя и так раздражала Пушкина. То же самое и в отношении звучания стиха Д. В ряде случаев Д. выказывает себя утонченнейшим знатоком и мастером поэтической формы, дает классические образцы «благозвучия» (знаменитое описание лунного света в «Видении Мурзы»), удачно пишет соединением различных стихотворных размеров («Ласточка»), желая «показать изобилие, гибкость, легкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований», свойственные русскому языку, складывает стихи, «в к-рых буквы р совсем не употреблено» (десять «анакреонтических песен», в числе к-рых есть лучшие образцы этого рода, по тонкости отделки далеко превосходящие аналогичные попытки звукописи, хотя бы Бальмонта). Однако в то же время стих Д. отличается чаще всего жесткостью, шероховатостью, словно бы нарочитой затрудненностью в расстановке слов. Все это лишает его стихотворную речь тех «гладкости и плавности», к которым позже начали стремиться Карамзин и его последователи, зато сообщает ей несколько «хриплую», варварскую, но мужественную полновесность. Характеризуя «пышность и роскошь», которые окружали Потемкина во все минуты его жизни, Д. рассказывает, что во время походов он приказывал простые землянки обивать парчей и увешивать люстрами. Екатерининская Россия представляла собой изумительное соединение европейской образованности с чисто азиатской дикостью, роскоши и великолепия внешних форм жизни высшего дворянства с варварской экономикой, основанной целиком на рабском труде, с первобытной техникой, с примитивнейшими орудиями производства. «Землянки, обитые парчами и увешенные люстрами» — лучший образ русского екатерининского барокко, гениальным лит-ым выражением к-рого была поэзия Д. — поэзия гипербол и антитез по преимуществу. Сам Д. постоянно подчеркивал, что художественным творчеством он занимался только «в свободное от службы время», «от должностей в часы свободны». Несмотря на это, по количеству своей продукции он принадлежит к числу наиболее плодовитых русских писателей. Свои произведения Д. отделывал с необычайной старательностью и упорством:    Иллюстрация:Виньетка к стихотворению «Победа красоты»  такие его вещи, как «Бог», «Видение Мурзы», «Водопад», писались в течение нескольких лет; большинство его стихов имеет несколько редакций, которым зачастую предшествуют прозаические наброски и планы. С необыкновенной, чисто «брюсовской» тщательностью Д. снабдил большинство своих стихов хронологическими указаниями и всякого рода комментариями. Особенно усилилась творческая деятельность Д. в его старческий период, когда он освободился от своих служебных обязанностей. Наряду с неослабевающей «высокой» одической струей (хвалебные и философские оды, религиозные гимны), в творчестве Д. получает в это время особое развитие анакреонтическая поэзия, характерно преобладают мотивы просторной и привольной «сельской жизни», сочувственно противопоставляемой «тесноте» и «затворам» города и двора («Похвала сельской жизни», «Евгению. Жизнь Званская» и другие), культивируется жанр басен. Помимо всего этого Д. обращается к драматическому творчеству: за последние годы жизни им написано огромное количество трагедий, драм, комедий, наконец опер, в которых он, в полном соответствии с поэтикой барокко, склонен усматривать венец художественно-поэтического творчества — «перечень или сокращение всего зримого мира», «живое царство поэзии». Современники с полным основанием называли драматические произведения Д. «развалинами» его таланта, однако они интересны тем, что автор захватывает в них различные стороны не только придворного, но и мелкопоместного и даже мещанского быта. Особенно любопытна в этом отношении опера «Рудокопы», в к-рой едва ли не впервые в русской лит-ре дано изображение крепостных рабочих. Замечательны написанные в это же время автобиографические «Записки» Д. — один из выразительнейших документов екатерининской эпохи. Лит-ая позиция Д. в его последний период характерно двойственна. С одной стороны, он является «живым памятником» XVIII века, одним из оплотов классицизма  (основывает вместе с Шишковым знаменитую «Беседу любителей русского слова», пишет «Рассуждение о лирической поэзии или оде», в к-ром стоит целиком на почве классической поэтики), с другой — явно сочувствует новым веяниям: в противоположность своим лит-ым единомышленникам «восхищается», «стоит горой» за Карамзина. Эта двойственность вполне соответствует историко-литературной роли творчества Д., завершающего все литературное развитие XVIII века и в то же время, по справедливым словам Белинского, зажигающего «блестящую зарю» новой русской поэзии. Среди современников творчество Д. пользовалось исключительным признанием и популярностью. Новые стихи Д. еще до напечатания широко распространялись в списках, его оды выпускались по тому времени в огромных тиражах (напр. ода «На взятие Измаила» была отпечатана в количестве 3 000 экземпляров — тираж, равносильный тиражу современного издания). Пиетет к поэзии Д. не только прочно держался у представителей следующего литературного поколения — Карамзина, Дмитриева, Жуковского, — но был усвоен и поэтами пушкинской эпохи. Почти все поэты плеяды начинали под знаком традиций державинской школы, но в дальнейшем своем творчестве почти все они отталкивались от Д. Процесс преодоления Д., пересмотра его наследия с особенной резкостью выразился в уничтожающем отзыве Пушкина [1825: «Перечел я Д. всего, и вот мое окончательное мнение. Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка (вот почему он и ниже Ломоносова) — он не имел понятия ни о слоге, ни о гармонии, ни даже о правилах стихосложения. Вот почему он и должен бесить всякое разборчивое ухо. Он не только не выдерживает оды, но не может выдержать и строфы... Читая его, кажется, читаешь дурной, вольный перевод с какого-то чудесного подлинника... Его гений думал по-татарски, а русской грамоты не знал за недосугом... У Д. должно сохранить будет од восемь да несколько отрывков, а прочее сжечь. Гений его можно сравнить с гением Суворова, — жаль, что наш поэт слишком часто кричал петухом, — довольно об Д.». Этот отзыв, в к-ром Пушкин трактует в качестве недостатков, неумения владеть языком, все особенности державинской поэтики и стиля, мог бы служить примером столь неожиданной для Пушкина эстетической слепоты к явлениям известного рода. Однако «неприятие» Пушкиным Д. — насквозь социальной природы. Линии социального развития Пушкина и Державина, которые лежат в одной классовой плоскости, вместе с тем прямо противоположны друг другу. Пушкин идет сверху вниз, от «шестисотлетнего дворянства» к «третьему состоянию», — к бытию писателя-профессионала. Линия Д. из мелкопоместья ведет его круто наверх, в ряды высшей знати. Отсюда даже там, где в творчестве обоих поэтов находим родственные элементы, они  даны в совершенно разной окраске. Так и творчеству Д. и творчеству Пушкина присущи несомненные элементы демократизма. Однако демократизм Пушкина возникает из утонченности, из высшего аристократизма и сохраняет все следы этой утонченности. Демократизм Д. — здоровая, примитивная грубость, зачастую вульгарность. Этим объясняется предпочтение Пушкиным строго классической ломоносовской оды и отрицательное отношение к деградировавшему ее Д., который «не выдерживает тона», «кричит петухом». Параллельно пересмотру творчества Д. поэтами идет переоценка его критикой. Последняя с особенной наглядностью проступает в двух отзывах о Д. Белинского, сделанных на расстоянии десятилетия [в 1834 и 1843. Первый — восторженный, второй — гораздо более сдержанный, признающий за поэзией Д. только относительное историческое значение. Отзывы Пушкина и Белинского определили отношение к Д. на протяжении всего прошлого века. Лит-ые традиции Д., сказавшись в поэзии Тютчева, в «высоких» местах гоголевской прозы, уходят глубоко под землю, снова выступая только в начале XX в. в творчестве Вяч. Иванова, этого, по отзыву некоторых критиков, «Державина наших дней». «Вещность» Д., его чувственная влюбленность в предметы «здешнего», зримого мира, смакование их — оказываются близки творческим устремлениям акмеизма. Из среды, лит-но близкой акмеизму, появляется ряд критических статей, снова дающих высокую оценку творчества Д. Некоторые аналогии «смешанному» жанру оды Д., соединяющему воспевание с шуткой и сатирой, можно усмотреть в творчестве В. Маяковского. Научное изучение поэзии Д. почти еще не начиналось. Библиография: I. Сочинения Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота, тт. I—IX, изд. Академии наук, СПБ., 1864—1883 (самое полное собр. сочин., хотя и не включающее всего написанного Д., с подробнейшими комментариями, словарем, биографией, библиографией и т. п. Существует в двух видах — с иллюстрациями и без них. Пользоваться рекомендуется изданием с иллюстрациями, современными автору и представляющими сами по себе замечательный памятник эпохи); Избранные сочинения Державина, под ред. и с примеч. Л. Поливанова (здесь отрывки из «Записок» Д., избранные стихи, проза, отрывки из драматических произведений); Г. Р. Державин, в сб. «Русская поэзия», под ред. С. А. Венгерова, т. I, XVIII в., СПБ., 1897 (избранные стихи Д.; в примечаниях и дополнениях подбор наиболее характерных критических статей о Д. и библиография); Жизнь Державина по его сочинениям и письмам и по историческим документам, описанная Я. Гротом, тт. I—II, изд. Академии наук, СПБ., 1880—1883. II. Вяземский П. А., О Державине, 1816, см. Полное собр. сочин., т. I, СПБ., 1878; Пушкин А. С., Державин, Автобиографическая заметка, 1833 (см. в Собр. сочин.; отзывы в письмах Пушкина о Д. см. в Собр. писем, под ред. Б. Л. Модзалевского, тт. I—II, Гиз, 1926—1928, по именному указателю в конце II тома); Гоголь Н. В., В чем же наконец существо русской поэзии и в чем ее особенности (см. в Собр. сочин.); Белинский В. Г., Сочинения Державина, 1843; см. еще Литературные мечтания, 1834, и Сочинения Пушкина; I обозрение русской литературы от Державина до Пушкина, 1843 (в Собр. сочин.); Буслаев Ф. И., Иллюстрация стихотворений Державина, в кн. «Мои досуги», ч. 2, М., 1886; Садовской Борис, Г. Р. Державин, «Русская Камена», М., 1910; Грифцов Б., Державин, в журн. «София», 1914, № 1; «Вестник образования и воспитания» (юбилейный державинский номер), Казань, май — июнь 1916 (здесь статьи Абакумова С., Об отношении Державина к народной поэзии, Машнина А., Эстетическая теория Батте и Державин, Данилова Н. М., Пушкин о Державине и др.); Вальденберг Н., Державин, опыт характеристики,  П., 1916; Иконников В. С., Г. Р. Державин в своей государственной и общественной деятельности, П. — Киев, 1917; Фирсов Н. Н., Державин как выразитель настроения российского дворянства, «Известия Северо-восточного архангельского института в Казани», т. I, 1920; Ходасевич Вл., Державин, в кн. «Статьи о русской поэзии», П., 1922; Эйхенбаум Б., Державин, в кн. «Сквозь лит-ру», Л., 1924; Gukowsky G., Von Lomonosov bis Derzavin, «Zeitschrift fur slavische Philologie», В. II, Doppelheft 3/4, 1925; Гуковский Г., Первые годы поэзии Державина, в кн. «Русская поэзия XVIII века». Л., 1927: Тынянов Юрий, Ода как ораторский жанр, в сб. «Поэтика», III, Л., 1927 (в особенности, стр. 120—124); Пумпянский Л. В., Поэзия Ф. И. Тютчева, в сб. «Урания», Тютчевский альманах, Л., 1928 (здесь ряд ценных указаний о стиле Д.). III. Мезьер А. В., Русская словесность с XI по XIX столет. включительно, ч. 1, СПБ., 1899. Д. Благой... смотреть

ДЕРЖАВИН

1. ДЕРЖАВИН Гавриил (Гаврила) Романович (1743-1816), поэт, представитель русского классицизма. Торжественные оды, проникнутые идеей самодержавия, включ... смотреть

ДЕРЖАВИН

1.Гаврила Романович (3.VII.1743 - 8.VII.1816) - рус. поэт, гос. деятель. Из мелкопоместных дворян. Служил в имп. гвардии. В 1773-75 принял активное уча... смотреть

ДЕРЖАВИН

(Гаврила Романович (1743-1816) – рус. поэт) Я знаю, наш дар – неравен, Мой голос впервые – тих. Что Вам, молодой Державин, Мой невоспитанный стих! (обр... смотреть

ДЕРЖАВИН

Державин, Гавриил Романович (1743 - 1816) - начал свою поэтическую деятельность одами, в которых старался подражать Ломоносову. Однако, начиная с "Фелицы", оды в честь Екатерины II, торжественный тон ломоносовской лирики постепенно уступает у Державина место более живой реальной поэзии. Оды Державина имеют гораздо более жизненное, злободневное содержание и в них начинают уже проскальзывать элементы шутки и сатиры, совершенно несвойственные прежнему высокопарному характеру русской поэзии. Но, конечно, и Державин является еще в своих одах придворным поэтом, воспевающим царей и вельмож. Особое место занимают у Державина оды на религиозные темы. Наиболее известна из них ода "Бог".<br>... смотреть

ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН ДЕРЖАВЦЕВСейчас державой мы называем государство. В старину слово имело и несколько других значений. Одно из них: крепость, сила. Именно ... смотреть

ДЕРЖАВИН

Рев Ранд Раж Радж Нрав Ниже Нива Нерв Нер Недра Нед Невр Невар Нева Ндрав Нард Надир Иран Инж Индр Инд Инвар Иже Иена Ида Иван Жир Жид Жердина Жена Жедин Жар Жанр Жан Жад Ера Едва Еда Евр Евина Ева Дренаж Дрен Драже Динар Дин Диен Диван Див Джина Джвари Дерн Державин Дер Ден Дежа Дева Двина Дари Дарвин Дар Дан Врид Вредина Вред Вражин Вне Вираж Вира Винер Вие Видж Вид Виан Верна Редан Верди Верд Вера Венд Вена Вежда Вежа Ведин Веди Веда Ваер Вади Ржа Арен Рин Андре Аир Аден Авенир Авенид Риа Ржев Анид Анри Арден Ржание Арин Вад Реж Редина Важ Вар Вард Варин... смотреть

ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН Михаил Михайлович (р . 1936), российский актер, народный артист Российской Федерации. С 1959 в Московском театра им. Ленинского комсомола. С 1967 в Московском театре на Малой Бронной, с 1969 в Московском театре сатиры. Среди театральных работ роли в спектаклях: "Обыкновенное чудо", "Маленькие комедии большого дома", "Прощай, конферансье", "Горе от ума" и др. Снимается в кино. Дебютировал в фильме "Они были первыми", снялся также в фильмах "Бабник" (1990), "Моя морячка" (1993) и др. Выступает на эстраде в дуэте с А. А. Ширвиндтом.<br><br><br>... смотреть

ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН (Гаврила Романович (1743-1816) - рус. поэт) Я знаю, наш дар - неравен, Мой голос впервые - тих. Что Вам, молодой Державин, Мой невоспитанный стих! (обращ. к О. Э. Мандельштаму) Цв916 (I,252); Сядь, Державин, развалися, - Ты у нас хитрее лиса, И татарского кумыса Твой початок не прокис. Шутл. ОМ932 (190); - Тоже, мол, / у лефов / появился / Пушкин. / Вот арап! / а состязается - / с Державиным... - (рфм. к перержавленным) НАР Ирон М924 (123)... смотреть

ДЕРЖАВИН

корень - ДЕРЖАВ; суффикс - ИН; нулевое окончание;Основа слова: ДЕРЖАВИНВычисленный способ образования слова: Суффиксальный∩ - ДЕРЖАВ; ∧ - ИН; ⏰Слово Де... смотреть

ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН Гаврила Романович (1743-1816), русский поэт. Представитель русского классицизма. Торжественные оды, проникнутые идеей сильной государственности, включали сатиру на вельмож, пейзажные и бытовые зарисовки, религиозно-философские размышления ("Фелица", 1782; "Вельможа", 1774-94; "Бог", 1784; "Водопад", 1791-94); лирические стихи.<br><br><br>... смотреть

ДЕРЖАВИН

Державин сущ.муж.одуш. (1) ед.род. Нынче нет Державина лиры, но дух Екатерины царит над столицею севера.Пс109.

ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН Константин Николаевич (1903-56), российский литературовед, театровед, переводчик. Сын Н. С. Державина. Труды об испанском Возрождении, французском Просвещении, славянских литературах, русском и современном театре.<br><br><br>... смотреть

ДЕРЖАВИН

ДЕРЖАВИН Николай Севастьянович (1877-1953), российский историк, филолог, академик АН СССР (1931). Работы по этногенезу славян, истории русской литературы, болгарской культуре и др. Государственная премия СССР (1948).<br><br><br>... смотреть

ДЕРЖАВИН

- Николай Севастьянович (1877-1953) - российский историк, филолог,академик АН СССР (1931). Работы по этногенезу славян, истории русскойлитературы, болгарской культуре и др. Государственная премия СССР (1948).... смотреть

ДЕРЖАВИН

имя собств., сущ. муж. родаДержавін

ДЕРЖАВИН

Начальная форма - Державин, единственное число, именительный падеж, мужской род, одушевленное, фамилия

ДЕРЖАВИН АЛЕКСАНДР

Державин, Александр — поэт, сотр. журн. «Р. Паломник» (1896-97)Псевдонимы: А. Д.Источники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых... смотреть

ДЕРЖАВИН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

геолог. Родился в 1857 г. Окончил курс в Казанском университете по разряду естественных наук; был хранителем минералогического кабинета Томского университета; производил геологические исследования в Алтайском округе. Состоит на службе в геологическом комитете. Отчеты о геологических исследованиях Державина напечатаны в *Трудах Томского Общества естествоиспытателей*, *Горном Журнале*, *Исследованиях по линии Сибирской железной дороги* и *Известиях геологического комитета*. См. также статьи: Россия, разд. Геология .... смотреть

ДЕРЖАВИН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

Державин, Александр Николаевич - геолог. Родился в 1857 г. Окончил курс в Казанском университете по разряду естественных наук; был хранителем минералогического кабинета Томского университета; производил геологические исследования в Алтайском округе. Состоит на службе в геологическом комитете. Отчеты о геологических исследованиях Державина напечатаны в "Трудах Томского Общества естествоиспытателей", "Горном Журнале", "Исследованиях по линии Сибирской железной дороги" и "Известиях геологического комитета".<br>... смотреть

ДЕРЖАВИН АЛЕКСАНДР НИКОЛАЕВИЧ

геолог, консерватор геологич. комитета, род. в 1857 г. По оконч. Вологодской гимназии кончил курс в Казанском унив. по разряду естеств. наук; состоял н... смотреть

ДЕРЖАВИН ВОЛОДИМИР МИКОЛАЙОВИЧ

ДЕРЖА́ВИН Володимир Миколайович• ДЕРЖАВИН Володимир Миколайович(крипт. — В. Д.; 30.I 1899, Петербург — 7.III 1964, Аугсбург, ФРН)- укр. літературознаве... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ

(1743 — 1816) Русский поэт. В творчестве Г. Державина классической жанр оды достиг своего расцвета. Перу Г. Державина принадлежат оды политического со... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ

Державин, Гавриил Романович (3 июля 1743 в Кармачах ок. Казани — 12 июля 1816 в им. Званка, Новгор. губ.) — поэтПсевдонимы: Г. Д.; Д—н; Житель реки Ра... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ

(1743 1816) начал свою поэтическую деятельность одами, в которых старался подражать Ломоносову. Однако, начиная с "Фелицы", оды в честь Екатерины II, торжественный тон ломоносовской лирики постепенно уступает у Державина место более живой реальной поэзии. Оды Державина имеют гораздо более жизненное, злободневное содержание и в них начинают уже проскальзывать элементы шутки и сатиры, совершенно несвойственные прежнему высокопарному характеру русской поэзии. Но, конечно, и Державин является еще в своих одах придворным поэтом, воспевающим царей и вельмож. Особое место занимают у Державина оды на религиозные темы. Наиболее известна из них ода "Бог". /Т. 20/... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ

знаменитый поэт. Родился 3 июля 1743 г. в Казани, в семье мелкопоместных дворян. Его отец, армейский офицер, жил то в Яранске, то в Ставрополе, под конец в Оренбурге. Родители Державина не обладали образованием, но старались дать детям по возможности лучшее воспитание. Державин, родившийся очень слабым и хилым, *от церковников* научился читать и писать; семи лет, когда семья жила в Оренбурге, его поместили в пансион некоего *сосланного в каторжную работу* немца Розе; последний был *круглый невежда*. За четыре года, проведенные у Розе, Державин все же научился довольно порядочно немецкому языку, отличаясь вообще *чрезвычайной к наукам склонностью*. Ему было 11 лет, когда умер его отец. Вдова с детьми осталась в большой бедности. Ей пришлось *с малыми своими сыновьями ходить по судьям, стоять у них в передней по несколько часов, дожидаясь их выходу; но когда выходили, не хотел никто выслушать ее порядочно, но все с жестокосердием ее проходили мимо, и она должна была ни с чем возвращаться домой*. Эти впечатления детства оставили в душе ребенка неизгладимый след; поэту *врезалось ужаснейшее отвращение от людей неправосудных и притеснителей сирот*, и идея *правды* сделалась впоследствии господствующей его чертой. Переехав в Казань, вдова отдала детей для обучения сначала гарнизонному школьнику Лебедеву, потом артиллерии штык-юнкеру Полетаеву; учителя эти были не лучше Розе. В 1759 г., с открытием в Казани гимназии, Державин вместе с братом были помещены в гимназию. Образовательные средства и здесь были не велики; учеников, главным образом, заставляли выучивать наизусть и произносить публично сочиненные учителями речи, разыгрывать трагедии Сумарокова , танцевать и фехтовать. Собственно научным предметам, *по недостатку хороших учителей*, в гимназии *едва ли* - по словам Державина - учили его *с лучшими правилами, чем прежде*. За время пребывания в гимназии он усовершенствовался лишь в немецком языке и пристрастился к рисованию и черчению. Державин был в числе первых учеников, особенно успевая в *предметах, касающихся воображения*. Недостаток систематического образования отчасти пополнялся чтением. Державин пробыл в гимназии около 3 лет: в начале 1762 г., года за два перед тем записанный в гвардию, он был вытребован в Петербург на службу. В марте 1762 г. Державин был уже в Петербурге, в солдатских казармах. Последовавшие затем двенадцать лет (1762 - 1773) составляют наиболее безотрадный период в его жизни. Тяжелая черная работа поглощает почти все его время; его окружают невежественные товарищи; это быстро и самым гибельным образом действует на увлекающегося юношу. Он пристрастился к картам, играя сначала *по маленькой*, а потом и *в большую*. Живя в отпуске в Москве, Державин проиграл в карты деньги, присланные матерью на покупку имения, и это едва его не погубило: он *ездил, так сказать с отчаянья, день и ночь по трактирам искать игры; познакомился с игроками или, лучше, с прикрытыми благопристойными поступками и одеждой разбойниками; у них научился заговорам, как новичков заводить в игру, подборам карт, подделкам и всяким игрецким мошенничествам*. *Впрочем, - прибавляет Державин, - совесть, или лучше сказать, молитвы матери, никогда его (в *Записках* Державин говорит о себе в третьем лице) до того не допускали, чтоб предался он в наглое воровство или в коварное предательство кого-либо из своих приятелей, как другие делывали*; *когда не было денег, никогда в долг не играл, не занимал оных и не старался какими-либо переворотами отыгрываться или обманами, лжами и пустыми о заплате уверениями достать деньги*; *всегда содержал свое слово свято, соблюдал при всяком случае верность, справедливость и приязнь*. На помощь к лучшим нравственным инстинктам природы скоро стала приходить и врожденная склонность Державина к стихотворству. *Когда случалось, что не на что было не токмо играть, но и жить, то, запершись дома, ел хлеб с водой и марал стихи*. *Марать стихи* Державин начал еще в гимназии; чтение книг стало пробуждать в нем охоту к стихотворству. Поступив в военную службу, он переложил на рифмы ходившие между солдатами *площадные прибаски на счет каждого гвардейского полка*. Он *старается научиться стихотворству из книги о поэзии Тредьяковского, из прочих авторов, как Ломоносова и Сумарокова*. Его привлекает также Козловский, прапорщик того же полка, человек не без литературного дарования: Державину особенно нравилась *легкость его слога*. Несмотря на то что среди казарменной обстановки Державин *должен был, хотя и не хотел, выкинуть из головы науки*, он продолжает *по ночам, когда все улягутся*, читать случайно добытые книги, немецкие и русские, знакомится с сочинениями Клейста, Гагедорна, Геллерта, Галлера, Клопштока, начинает переводить в стихах *Телемаха*, *Мессиаду* и других. *Возгнушавшись сам собою*, находит, наконец, выход для своих сил: его спасает Пугачевщина. В 1773 г. главным начальником войск, посланных против Пугачева , был назначен Бибиков . Державин (незадолго перед тем произведенный в офицеры, после десяти лет солдатской службы) решается лично явиться к Бибикову, перед его отъездом в Казань, с просьбой взять его с собой как казанского уроженца. Бибиков исполняет эту просьбу, и своим усердием и талантами Державин скоро приобретает его расположение и доверие. Почти немедленно по приезде в Казань, Державин пишет Речь, которой казанское дворянство отвечало императрице на ее рескрипт. Он едет с секретными поручениями в Симбирск, Самару и Саратов. Труды Державина за время Пугачевщины окончились для него, однако, большими неприятностями, даже преданием суду. Причиной тому была отчасти вспыльчивость Державина, отчасти недостаток *политичности*. Суд над Державиным был прекращен, но все заслуги его пропали даром. Ему не тотчас удалось и вернуться в столицу; около пяти месяцев он проводит на Волге *праздно*. К этому времени относятся так называемые *Читалагайские оды* Державина. По возвращении в Петербург, обойденный наградами, Державин принужден был сам о них хлопотать, тем более что во время Пугачевщины он много потерпел и материально: в его оренбургском имении недели с две стояли 40000 подвод, везших провиант в войско, причем съеден был весь хлеб, весь скот, и солдаты *разорили крестьян до основания*. Державину пришлось подать одну за другой две просьбы Потемкину , не раз *толкаться у князя в передней*, подать просьбу самой императрице, новую докладную записку Потемкину, и только после этого, в феврале 1777 г., Державину, наконец, была объявлена награда: *по неспособности* к военной службе, он с чином коллежского советника *выпускался в штатскую* (несмотря на прямое заявление, что он *не хочет быть статским чиновником*), и ему жаловалось 300 душ в Белоруссии. Державин хотя и написал по этому поводу *Излияния благодарного сердца императрице Екатерине Второй* - восторженный дифирамб в прозе, - но тем не менее считал себя обиженным. Гораздо счастливее был Державин в это время в картах: осенью 1775 г., *имея в кармане всего 50 рублей*, он выиграл до 40000 рублей. Скоро Державин получает довольно видную должность в сенате и в начале 1778 г. женится, с первого взгляда влюбившись, на 16-летней девушке, Екатерине Яковлевне Бастидон (дочери камердинера Петра III , португальца Бастидона, женившегося, по приезде в Россию, на русской). Брак был самый счастливый. С красивой наружностью жена Державина соединяла кроткий и веселый характер, любила тихую, домашнюю жизнь, была довольно начитана, любила искусства, особенно отличаясь в вырезывании силуэтов. В своих стихах Державин называет ее *Пленирою*. Еще в 1773 г., в журнале Рубана *Старина и Новизна*, явилось, без подписи, первое произведение Державина - перевод с немецкого: *Ироида, или Письма Вивлиды к Кавну* (из *Превращений* Овидия); в том же году была напечатана, также без подписи, *Ода на всерадостное бракосочетание великого князя Павла Петровича*, сочиненная (как сказано в заглавии) *потомком Атиллы, жителем реки Ра*. Около 1776 г. Державиным изданы были *Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае*, 1774. Гора Читалагай находится близ одной из немецких колоний, верстах в 100 от Саратова, на левом берегу Волги; в Пугачевщину поэт одно время стоял здесь с своим отрядом и, случайно встретив у жителей немецкий перевод славившихся тогда французских од Фридриха II, в часы досуга перевел четыре из них русской прозой. Тогда же Державиным было написано несколько стихотворений: *На смерть Бибикова*, *На великость*, *На знатность* и другие. Все это и было собрано в названной книжке. Первые произведения Державина не удовлетворяли самого поэта. В большей их части заметно слишком сильное влияние Ломоносова ; чаще всего это были прямые подражания, и весьма неудачные. При крайней высокопарности и бедности содержания, самый язык их страдал устарелыми, неправильными формами. В *Читалагайских одах* сказываются проблески таланта, но и они, по сознанию самого поэта, писаны еще *весьма не чистым и неясным слогом*. По выражению Дмитриева , автор их *карабкался на Парнас*. Решительный перелом в поэтической деятельности Державина происходит в 1778 - 1779 гг. Он сам так характеризует прежний, более ранний период своей поэзии и переход к позднейшему, самостоятельному творчеству: *Правила поэзии почерпал я из сочинений Тредьяковского, а в выражении и слоге старался подражать Ломоносову; но так как не имел его таланта, то это и не удавалось мне. Я хотел парить, но не мог постоянно выдерживать изящным подбором слов, свойственных одному Ломоносову, великолепия и пышности речи. Поэтому, с 1779 г. избрал я совершенно особый путь, руководствуясь наставлениями Баттэ и советами друзей моих, Н.А. Львова, В.В. Капниста и Хемницера, причем наиболее подражал Горацию*. В этих словах поэт довольно верно характеризует отличие свое от Ломоносова. По теории Баттэ поэзия, при *подражании природе*, должна прежде всего *нравиться* и *поучать*. Этот взгляд был усвоен Державиным. Еще более он был обязан своим друзьям. Почти все они были моложе Державина, но стояли гораздо выше его по образованию. Капнист отличался знанием теории искусства и версификации; на автографах державинских стихотворений нередко встречаются поправки, сделанные его рукой. Н.А. Львов слыл русским Шапеллем, воспитывался на французских и итальянских классиках, любил легкую шуточную поэзию и сам писал в этом роде; выше всего он ставил простоту и естественность, умел ценить народный язык и народную поэзию, отличался остроумием и оригинальностью литературных взглядов, смело восставая иногда против общепринятых суждений и мнений; признавая, например, Ломоносова *богатырем русской словесности*. Львов указывал на *увечья*, нанесенные им русскому языку. К тому же направлению примыкал и Хемницер . Сравнивая более ранние стихотворения Державина с теми, которые написаны им, начиная с 1779 г., нельзя не видеть громадности шага, сделанного поэтом. Первой одой, написанной в новом направлении, было *Успокоенное неверие* (1779). Почти одновременно с ней была напечатана ода *На смерть князя Мещерского* (1779), впервые давшая поэту громкую известность и поражавшая читателей небывалой звучностью стиха, силой и сжатостью поэтического выражения. В том же году напечатана была ода *На рождение в севере порфирородного отрока*. Своей игривой легкостью она резко выделялась из массы обычных торжественных од того времени; в содержании ее отразились лучшие стремления времени. В 1780 г. в печати является ода *Властителям и судиям*, написанная в подражание псалму и замечательная по смелости и силе; она чуть было не навлекла на поэта немилость императрицы. В том же году печатаются оды: *На отсутствие ее величества в Белоруссию* и *К первому соседу*. Содержание поэзии Державина становится все глубже и разнообразнее; самая форма стиха быстро совершенствуется. Вместо бесплодного стремления к *великолепию и пышности речи российского Пиндара*, перед нами образы и картины, взятые прямо из жизни, нередко из простого быта; рядом с *парением* идут сатира и шутка; поэт употребляет народные обороты и выражения. *Фелица*, написанная в 1782-м и напечатанная в 1783 г., по общему убеждению современников, открывала *новый путь* к Парнасу. Она вызвала такой же восторг в читателях, как за сорок с лишком лет до того ода *На взятие Хотина* Ломоносова. *Бумажный гром* высокопарных од, по сознанию современников, стал уже всем *докучать*. В *Фелице* ложноклассический тон русской лирической поэзии XVIII в. впервые начинает уступать место более живой, реальной поэзии. К этому присоединялась столь необычная *издевка злая* с прозрачными намеками на живые лица и современные обстоятельства. Привлекательны были и ярко нарисованный поэтом идеал монархини, сочувствие ее гуманным идеям и преобразованиям, всюду чувствуемое в оде стремление поэта, еще ранее им высказанное, видеть *на троне человека*. И по отношению к легкости стиха в оде также видели как бы начало нового периода; *Фелица* послужила поводом к основанию даже особого журнала (*Собеседника любителей российского слова*). - Служба Державина в сенате была непродолжительна. У него очень скоро начались неудовольствия с генерал-прокурором Вяземским . Некоторую роль играла здесь, кажется, самая женитьба поэта (Вяземскому хотелось выдать за Державина одну свою родственницу); но были и другие причины, чисто служебные. В сенате нужно было составлять роспись доходов и расходов на новый (1784) год. Вяземскому хотелось, *чтобы нового росписания и табели не сочинять*, а довольствоваться росписанием и табелью прошлого года. Между тем только что оконченная ревизия показала, что доходы государства значительно возросли сравнительно с предыдущим годом. Державин указывал на незаконность желания генерал-прокурора; ему возражали: *Ничего, князь так приказал*. Державин, опираясь на букву закона, настоял, однако, на составлении новой росписи, *в которой вынуждены были показать более противу прошлого года доходов 8000000*. Это был первый случай открытой борьбы Державина *за правду*, приведший поэта впервые к горькому убеждению, что *нельзя там ему ужиться, где не любят правды*. Он должен был выйти в отставку (в феврале 1784 г.), но несколько месяцев спустя был назначен олонецким губернатором. По этому поводу Вяземский заметил, что *разве по его носу полезут черви, если Державин усидит долго*; и это сбылось. Не успел Державин приехать в Петрозаводск, как у него начались неприятности с наместником края, Тутолминым , и менее чем через год, Державин был переведен в Тамбов. Здесь он также *не усидел долго*. Страницы *Записок* Державина, посвященные периоду его губернаторства в Тамбове, говорят о чрезвычайной служебной энергии и горячем желании поэта принести посильную пользу, а также о его старании распространять образование среди тамбовского общества, в этом *диком, темном лесу*, по выражению Державина. Он подробно говорит в *Записках* о танцевальных вечерах, которые его жена устраивала для тамбовской молодежи у себя на дому, о классах грамматики, арифметики и геометрии, которые чередовались в губернаторском доме с танцами; говорит о мерах к поднятию в обществе музыкального вкуса, о развитии в городе итальянского пения, о заведении им первой в городе типографии, первого народного училища, устройстве городского театра и т. д. Громадная масса бумаг, хранящихся до сих пор в саратовском архиве и писанных рукой поэта, указывает наглядно, с каким усердием относился Державин к своей службе. Энергия его очень скоро привела и здесь к столкновению с наместником. Возник целый ряд дел, перенесенных в сенат. Сенат, направляемый Вяземским, стал на сторону наместника и успел так все представить императрице, что она повелела удалить Державина из Тамбова и рассмотреть взведенные на него обвинения. Началась длинная проволочка, дело отлагалось *день на день*; явившийся в Москву Державин шесть месяцев *шатался по Москве праздно*. Состоявшееся, наконец, решение сената было крайне уклончивое и направлялось к тому, что так как он, Державин, уже удален от должности, то *и быть тому делу так*. Державин отправился в Петербург, надеясь *доказать императрице и государству, что он способен к делам, неповинен руками, чист сердцем и верен в возложенных на него должностях*. Ничего определённого, однако, он не добился. На поданную им просьбу императрица приказала объявить сенату словесное повеление, чтобы считать дело *решенным*, а *найден ли Державин винным или нет, того не сказано*. Вместе с тем поэту от имени императрицы передавалось, что она не может обвинить автора *Фелицы*, и приказывалось явиться ко двору. Державин был в недоумении. *Удостоясь со благоволением лобызать руку монархини и обедав с нею за одним столом, он размышлял сам в себе, что он такое: виноват или не виноват? в службе или не в службе?*. После новой просьбы и новой аудиенции, причем ему опять ничего не удалось *доказать*, 2 августа 1789 г. состоялся именной указ, которым повелевалось выдавать Державину жалованье *впредь до определения к месту*. Ждать места ему пришлось более 2 лет. Соскучившись таким положением, поэт решился *прибегнуть к своему таланту*: написал оду *Изображение Фелицы* и передал ее тогдашнему любимцу, Зубову . Ода понравилась, и поэт *стал вхож* к Зубову. Около того же времени Державин написал еще две оды: *На шведский мир* и *На взятие Измаила*; последняя особенно имела успех. К поэту стали *ласкаться*. Потемкин (читаем в *Записках*), *так сказать, волочился за Державиным, желая от него похвальных себе стихов*; за поэтом ухаживал и Зубов, от имени императрицы передавая поэту, что если хочет, он может писать *для князя*, но *отнюдь бы от него ничего не принимал и не просил*, что *он и без него все иметь будет*. *В таковых мудреных обстоятельствах* Державин *не знал, что делать и на которую сторону искренно предаться, ибо от обоих был ласкаем*. В декабре 1791 г. Державин был назначен статс-секретарем императрицы. Это было знаком необычайной милости; но служба и здесь для Державина была неудачной. Он не сумел угодить императрице и очень скоро *остудился* в ее мыслях. Причина *остуды* лежала во взаимных недоразумениях. Державин, получив близость к императрице, больше всего хотел бороться с столь возмущавшей его *канцелярской крючкотворной дружиной*, носил императрице целые кипы бумаг, требовал ее внимания к таким запутанным делам, как дело Якобия (привезенное из Сибири *в трех кибитках, нагруженных сверху до низу*), или еще более щекотливое дело банкира Сутерланда, где замешано было много придворных, и от которого все уклонялись, зная, что и сама Екатерина не желала его строгого расследования. Между тем от поэта вовсе не того ждали. В *Записках* Державин замечает, что императрица не раз заводила с докладчиком речь о стихах *и неоднократно, так сказать, прашивала его, чтоб он писал в роде оды Фелице*. Поэт откровенно сознается, что он не раз принимался за это, *запираясь по неделе дома*, но *ничего написать не мог*; *видя дворские хитрости и беспрестанные себе толчки*, поэт *не собрался с духом и не мог таких императрице тонких писать похвал, каковы в оде Фелице и тому подобных сочинениях, которые им писаны не в бытность еще при дворе: ибо издалека те предметы, которые ему казались божественными и приводили дух его в воспламенение, явились ему, при приближении ко двору, весьма человеческими*. Поэт так *охладел духом*, что *почти ничего не мог написать горячим чистым сердцем в похвалу императрице*, которая *управляла государством и самым правосудием более по политике, чем по святой правде*. Много вредили ему также его излишняя горячность и отсутствие придворного такта. Менее чем через три месяца по назначении Державина, императрица жаловалась Храповицкому , что ее новый статс-секретарь *лезет к ней со всяким вздором*. К этому могли присоединяться и козни врагов, которых у Державина было много; он, вероятно, не без основания высказывает в *Записках* предположение, что *неприятные дела* ему поручались и *с умыслу*, *чтобы наскучил императрице и остудился в ее мыслях*. Статс-секретарем Державин пробыл менее 2 лет: в сентябре 1793 г. он был назначен сенатором. Назначение это было почетным удалением от службы при императрице. Державин скоро рассорился со всеми сенаторами. Он отличался усердием и ревностью к службе, ездил в сенат иногда даже по воскресеньям и праздникам, чтобы просмотреть целые кипы бумаг и написать по ним заключения. Правдолюбие Державина и теперь, по обыкновению, выражалось *в слишком резких, а иногда и грубых формах*. В начале 1794 г. Державин, сохраняя звание сенатора, был назначен президентом коммерц-коллегии; должность эта, некогда очень важная, теперь была значительно урезана и предназначалась к уничтожению, но Державин знать не хотел новых порядков и потому на первых же порах и здесь нажил себе много врагов и неприятностей. Незадолго до своей смерти императрица назначила Державина в комиссию по расследованию обнаруженных в заемном банке хищений; назначение это было новым доказательством доверия императрицы к правдивости и бескорыстию Державина. В 1793 г. Державин лишился своей жены; прекрасное стихотворение *Ласточка* (1794) изображает его тогдашнее душевное состояние. Через полгода он, однако, вновь женился (на Дьяковой , родственнице Львова и Капниста ), не по любви, а *чтобы, как он говорит, оставшись вдовцом, не сделаться распутным*. Воспоминания о первой жене, внушившей ему лучшие стихотворения, никогда не покидали поэта, - 1782 - 1796 гг. были периодом наиболее блестящего развития поэтической деятельности Державина. За *Фелицей* следовали: *Благодарность Фелице* (1783), с поэтическими картинами природы; *Видение Мурзы* (1783), напечатанное лишь в 1791 г., где поэт оправдывается от упреков в лести (замечателен первоначальный эскиз оды, показывающий, что поэт не безотчетно воспевал императрицу и деятелей ее царствования); ода *Решемыслу* (1783), где рисуется идеал истинного вельможи, с намеками на Потемкина; ода *На присоединение Крыма* (1784), написанная белыми стихами: для того времени это было такой смелостью, что поэт считал необходимым в особом предисловии оправдываться. В том же 1784 г. была окончена знаменитая ода *Бог* (начатая еще в 1780 г.), в ряду духовных од Державина высшее проявление его таланта; она была переведена на языки немецкий, французский, английский, итальянский, испанский, польский, чешский, латинский и японский; немецких переводов было несколько, французских - до 15. Она была отчасти отражением господствовавших в то время идей деизма; под их влиянием во всех западноевропейских литературах явилось множество стихотворений, написанных в прославление Верховного Существа; даже Вольтер написал оду *Le vrai Dieu*. Общее сходство, по предмету и отдельным мыслям, с многочисленными иностранными произведениями того же рода не раз подавало повод к толкам о заимствованиях и подражаниях нашего поэта; но Я.К. Гроту удалось доказать полную оригинальность произведения. - За время губернаторства (1785 - 1788) Державин почти не писал стихов. Можно отметить лишь два стихотворения: *Уповающему на свою силу* (1785), подражание 146 псалму, с явными намеками на Тутолмина, и *Осень во время осады Очакова* (1788). Весть о взятии Очакова Потемкиным вызывает оду *Победителю*, написанную в начале 1789 г. К этому же времени относится ода *На счастие*, любопытная своим шуточно-сатирическим содержанием и полная намеков, теперь не всегда понятных, на различные политические лица и обстоятельства того времени; в оправдание веселой ее иронии, поэт прибавил в заглавии оды: *Писана на маслянице, когда и сам автор был под хмельком*. В оде *На взятие Измаила* (1790) впервые начинает сказываться влияние Оссиановой поэзии. К этому же времени относится написанное частью в стихах, частью прозой, *Описание торжества в доме князя Потемкина по случаю взятия Измаила*. Под непосредственным впечатлением известия о неожиданной смерти Потемкина (в ноябре 1791 г.) поэт набросал первый эскиз оды *Водопад* (оконченной лишь в 1794 г.), - блестящего апофеоза всего, что было в духе и делах Потемкина действительно достойного жить в потомстве. Ода делает тем более чести поэту, что в то время многие без стыда топтали в грязь память умершего. Дальнейшие, более важные произведения Державина: ода *На умеренность* (1792), полная намеков на положение поэта в должности статс-секретаря; ода *Вельможа* (1794), переделанная из оды *На знатность*, напечатанной некогда в числе Читалагайских од (посвященная преимущественно изображению Румянцева , она рисует идеал истинного величия); *Мой истукан* (1794), где поэт высказывает свое единственное стремление *быть человеком*; *На взятие Варшавы* (1794); *Приглашение к обеду* (1795); *Афинейскому витязю* (1796; изображение А.Г. Орлова ); *На кончину благотворителя* (1795, по поводу смерти Бецкого ); *На покорение Дербента* (1791). Французская революция и казнь Людовика XVI нашли отклик в стихотворениях Державина: *На панихиду Людовика XVI* (1793) и *Колесница*. Небольшие стихотворения: *Гостю* (1795) и *Другу* (1795) - наиболее ранние пьесы Державина в антологическом духе, с этого времени все более усиливающемся в поэзии Державина. Наиболее блестящий период поэтической деятельности поэта заканчивается известным его *Памятником* (1796), подражанием Горацию, где, однако, наш поэт верно характеризует значение своей собственной поэтической деятельности. После воцарения императора Павла Державин сначала было подвергся гонению (*за непристойный ответ, государю учиненный*), но потом одой на восшествие его на престол императора (*На новый 1797 г.*) успел вернуть его милость. Державин получает почетные поручения, делается кавалером мальтийского ордена (по поводу чего пишется особая ода), снова получает место президента коммерц-коллегии. Большая часть од, написанных Державиным в царствование Павла, имеет предметом своим подвиги Суворова и носит на себе сильное влияние Оссиановой поэзии. В то же время Державин увлекается греческой поэзией, особенно Анакреонтом. Сам поэт не знал греческого языка и чаще всего обращался к львовскому переводу песен Анакреонта (1794). Из оригинальных произведений в этом направлении особенно популярны были: *К Музе* (1797), *Цепи* (1798), *Стрелок* (1799), *Мельник* (1799), *Русские девушки* (1799), *Птицелов* (1800). В 1804 г. был издан Державиным целый сборник *Анакреонтических песен*. Стихотворения эти отличались легким стихом, простым, иногда народным языком, но их шутливое содержание нередко переходит в циническое. Любопытны также пьесы этого времени, *соображенные с русскими обычаями и нравами*, например, *Похвала сельской жизни* (1798). При Александре I Державин одно время был министром юстиции (1802 - 03). Общее направление эпохи было, однако, уже не по нем. Державин, не стесняясь, выражал свое несочувствие преобразовательным стремлениям императора и открыто порицал его молодых советников. В 1803 г. Державин получает полную отставку и особым стихотворением приветствует свою *свободу* (*Свобода*, 1803). Последние годы жизни (1803 - 16) Державин проводил преимущественно в деревне Званке, Новгородской губернии. Свои сельские занятия он описывает в стихотворении *Званская жизнь* (1807). С 1804 г. он начинает увлекаться драмой и пишет два большие драматические сочинения, с музыкой, хорами и речитативами - *Добрыня* (1804) и *Пожарский*; детскую комедию *Кутерьма от Кондратьевых* (1806); трагедии *Ирод и Мариамна* (1807), *Евпраксия* (1808), *Темный* (1808), *Атабалибо, или Разрушение Перуанской империи* (не окончена); оперы *Дурочка умнее умных*, *Грозный, или Покорение Казани*, *Рудокопы*, *Батмендии* (не окончена). Все эти произведения были лишь заблуждением поэтического таланта; Мерзляков остроумно называет их *развалинами Державина*. В них нет ни действия, ни характеров; на каждом шагу несообразности, не говоря уже об общей ложноклассической их постройке; самый язык тяжел и неуклюж. В 1809 - 1810 гг., живя в деревне, Державин составляет *Объяснения к своим стихотворениям*, важный и любопытный материал как для истории литературы того времени, так и для характеристики самого поэта. *Объяснения* как нельзя лучше дополняют *Записки* Державина, излагающие почти исключительно его служебные отношения. *Записки* остались в черновой редакции, со всеми, неизбежными в таких случаях, ошибками и крайностями. Это не было принято во внимание нашей критикой при появлении *Записок* в печати, в 1859 г. Составление *Записок* относится к 1811 - 1813 гг. Живя по зимам в Петербурге, Державин основал в 1811 г., вместе с Шишковым , литературное общество: *Беседа любителей российского слова*, на борьбу с которым вскоре выступил молодой *Арзамас*. Сочувствуя Шишкову, Державин, впрочем, не был врагом Карамзина и вообще не остался вполне чуждым новому направлению литературы. Державин скончался 8 июля 1816 г. в деревне Званке. Тело его погребено в Хутынском монастыре (в семи верстах от Новгорода), местоположение которого нравилось поэту. Детей у Державина не было ни от первого, ни от второго брака. В лице Державина русская лирическая поэзия XVIII в. получила значительное развитие. Риторика впервые начинала уступать место поэзии. Русский поэт впервые выражается проще, впервые пытается стать ближе к жизни и действительности. Особенно важной новизной был *забавный русский слог*. Никто еще из наших поэтов не говорил таким языком, каким часто выражался автор *Фелицы*. Державин любит употреблять простые, чисто народные слова и выражения, обращаться к лицам и сюжетам народной поэзии, *соображаться* с народным бытом, нравами и обычаями. Вместе с тем содержание поэзии значительно расширяется; поэт становится на почву современности, торжественная ода превращается в отзвук дня. Ни один русский поэт не стоял до тех пор так близко к своему времени, как Державин; начиная с *Фелицы*, его оды - *поэтическая летопись*, в которой длинной вереницей проходят исторические деятели эпохи, все важнейшие события времени. На поэзии Державина отразился господствовавший у нас во все продолжение XVIII в. взгляд на литературу и поэзию вообще - *нерешительность, неопределенность идеи поэзии*, по выражению Белинского . Державин то гордится званием поэта, то смотрит на поэзию как на *летом вкусный лимонад*. И Державину, и его современникам литературная деятельность еще не всегда представлялась делом серьезным, важным. Ценились, главным образом, *дела*, а не *слова*. Вот почему у поэта, который *был горяч и в правде черт*, мы находим целый ряд произведений, в которых, по сознанию самого автора, было много *мглистого фимиаму*, и вот почему Державин, так сильно хлопотавший всю жизнь о *правде*, не считал для себя предосудительным иногда *прибегать к помощи своего таланта*. О жизни и сочинениях Державина см.: Н. Полевой *Очерки русской литературы* (I, Санкт-Петербург, 1839); Белинский *Сочинения*; Савельев-Ростиславич *Жизнь Г.Р. Державина* - в собрании сочинений Державина (издание Глазунова , Санкт-Петербург, 1843); Галахов *История русской словесности* (I, Санкт-Петербург, 1863; 18-е изд., Москва, 1910); Пыпин *Общественное движение в царствование Александра I*; его же *История русской литературы*, том IV; С. Венгеров *Русская поэзия* (Санкт-Петербург, 1897; приведены, между прочим, выдержки из наиболее важных статей о Державине); В. Покровский *Державин, сборник статей*; литературу о Державине см. в *Источниках словаря русских писателей* С. Венгерова, том II, а также в IX томе академического издания. Монументальным трудом о жизни и сочинениях Державина является *Жизнеописание* его, написанное академиком Я.К. Гротом и составляющее VIII том академического издания сочинений Державина. Наиболее раннее собрание сочинений Державина (только 1-я часть) вышло под редакцией Карамзина, в Москве, в 1798 г. К 1808 г. относится второе издание собрания сочинений, в 4 частях; в 1816 г. к ним присоединена была 5-я часть. В 1831 г. вышло первое издание Смирдина ; в тексте были исправлены все неверности, замеченные поэтом в издании 1808 г. В 1843 г. вышло несколько дополненное издание Глазунова. Некоторые новые дополнения *Собрание сочинений* Державина получило в издании Щукина, вышедшем в 1845 г., с биографией, написанной Н. Полевым. В 1847 г., в смирдинской коллекции *Полного собрания сочинений русских авторов* вышли и сочинения Державина; в 1851 г. издание повторено. В двух последних изданиях в конце многих стихотворений впервые были помещены *Объяснения* Державина. В 1859 г. в *Русской Беседе*, а потом и отдельно, были напечатаны *Записки* Державина. С 1864 г. стало выходить классически обработанное, вышеупомянутое академическое издание сочинений Державина, под редакцией Я.К. Грота (Санкт-Петербург, 1864 - 83), с превосходными иллюстрациями и обширными комментариями редактора. Это - капитальное пособие не только для знакомства с поэзией и личностью Державина и его ближайших современников, но и для изучения всей нашей литературы XVIII и начала XIX в. А. Архангельский. См. также статьи: Аксаков Сергей Тимофеевич ; Александр I ; Батюшков Константин Николаевич ; Белинский Виссарион Григорьевич ; Бецкой Иван Иванович ; Бибиков Александр Ильич ; Борисов Владимир Александрович ; Боровиковский Владимир Лукич ; Вяземский Александр Алексеевич ; Вяземский Петр Андреевич ; Гальберг (художники) ; Геце Петр Отто (фон Goetze) ; Глинка Михаил Иванович ; Гоголь Николай Васильевич ; Гончаров Иван Александрович ; Горностаевы (архитекторы) ; Грибовский Адриан Моисеевич ; Грот Яков Карлович ; Дашкова Екатерина Романовна ; Державины ; Дмитревский Иван Афанасьевич ; Дмитриев Иван Иванович (баснописец) ; Дубянский Федор Яковлевич ; Дьяковы ; Евгений (Евфимий Болховитинов) ; Екатерина II Алексеевна ; Жихарев Степан Петрович ; Захарьин Петр Михайлович ; Зубов Александр Николаевич ; Зубов Валериан Александрович ; Зубов Платон Александрович ; Ильинский Николай Степанович ; Иордан Федор Иванович ; Капнист Василий Васильевич ; Кеневич Владислав Феофилович ; Клушин Александр Иванович ; Костров Ермил Иванович ; Крылов Иван Андреевич ; Ланская Елизавета Ивановна ; Левицкий Дмитрий Григорьевич ; Лель ; Ломоносов Михаил Васильевич ; Львов Николай Александрович ; Львовы (русские музыкальные деятели) ; Майков Василий Иванович ; Мартынов Иван Иванович ; Мельников Абрам Иванович ; Мерзляков Алексей Федорович ; Нарежный Василий Трофимович ; Нарышкина Мария Антоновна ; Нилова Елизавета Корнильевна ; Палицын Александр Александрович ; Панаев Владимир Иванович ; Пашкевич Василий (Паскевич) ; Пнин Иван Петрович ; Погодин Михаил Петрович ; Полевой Николай Алексеевич ; Попов Михаил Васильевич ; Поспелов Федор Тимофеевич ; Поспелова Марья Алексеевна ; Пушкин Александр Сергеевич ; Рамазанов Николай Александрович ; Резанов Николай Петрович ; Ржевский Алексей Андреевич ; Россия, разд. Государственное устройство России в XVIII и XIX веках (верховная власть) ; Россия, разд. История русской литературы ; Россия, разд. История русской литературы (XVIII век и первая половина XIX века) ; Россия, разд. Светская музыка (XVIII век) ; Ростовская Марья Федоровна ; Румянцев-Задунайский Петр Александрович ; Степанов Николай Александрович ; Сушков Николай Васильевич ; Тон Константин Андреевич ; Тончи Сальватор (Tonci) ; Храповицкий Александр Васильевич ; Чернышевский Николай Гаврилович ; Чулков Михаил Дмитриевич ; Шишков Александр Семенович ; Шувалов Иван Иванович ; Шугуров Михаил Федорович ; Эмин Николай Федорович ; Яковлев Алексей Семенович .... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ

Державин, Гавриил Романович - знаменитый поэт. Родился 3 июля 1743 г. в Казани, в семье мелкопоместных дворян. Его отец, армейский офицер, жил то в Яранске, то в Ставрополе, под конец в Оренбурге. Родители Державина не обладали образованием, но старались дать детям по возможности лучшее воспитание. Державин, родившийся очень слабым и хилым, "от церковников" научился читать и писать; семи лет, когда семья жила в Оренбурге, его поместили в пансион некоего "сосланного в каторжную работу" немца Розе; последний был "круглый невежда". За четыре года, проведенные у Розе, Державин все же научился довольно порядочно немецкому языку, отличаясь вообще "чрезвычайной к наукам склонностью". Ему было 11 лет, когда умер его отец. Вдова с детьми осталась в большой бедности. Ей пришлось "с малыми своими сыновьями ходить по судьям, стоять у них в передней по несколько часов, дожидаясь их выходу; но когда выходили, не хотел никто выслушать ее порядочно, но все с жестокосердием ее проходили мимо, и она должна была ни с чем возвращаться домой". Эти впечатления детства оставили в душе ребенка неизгладимый след; поэту "врезалось ужаснейшее отвращение от людей неправосудных и притеснителей сирот", и идея "правды" сделалась впоследствии господствующей его чертой. Переехав в Казань, вдова отдала детей для обучения сначала гарнизонному школьнику Лебедеву, потом артиллерии штык-юнкеру Полетаеву; учителя эти были не лучше Розе. В 1759 г., с открытием в Казани гимназии, Державин вместе с братом были помещены в гимназию. Образовательные средства и здесь были не велики; учеников, главным образом, заставляли выучивать наизусть и произносить публично сочиненные учителями речи, разыгрывать трагедии Сумарокова , танцевать и фехтовать. Собственно научным предметам, "по недостатку хороших учителей", в гимназии "едва ли" - по словам Державина - учили его "с лучшими правилами, чем прежде". За время пребывания в гимназии он усовершенствовался лишь в немецком языке и пристрастился к рисованию и черчению. Державин был в числе первых учеников, особенно успевая в "предметах, касающихся воображения".Недостаток систематического образования отчасти пополнялся чтением. Державин пробыл в гимназии около 3 лет: в начале 1762 г., года за два перед тем записанный в гвардию, он был вытребован в Петербург на службу. В марте 1762 г. Державин был уже в Петербурге, в солдатских казармах. Последовавшие затем двенадцать лет (1762 - 1773) составляют наиболее безотрадный период в его жизни. Тяжелая черная работа поглощает почти все его время; его окружают невежественные товарищи; это быстро и самым гибельным образом действует на увлекающегося юношу. Он пристрастился к картам, играя сначала "по маленькой", а потом и "в большую". Живя в отпуске в Москве, Державин проиграл в карты деньги, присланные матерью на покупку имения, и это едва его не погубило: он "ездил, так сказать с отчаянья, день и ночь по трактирам искать игры; познакомился с игроками или, лучше, с прикрытыми благопристойными поступками и одеждой разбойниками; у них научился заговорам, как новичков заводить в игру, подборам карт, подделкам и всяким игрецким мошенничествам". "Впрочем, - прибавляет Державин, - совесть, или лучше сказать, молитвы матери, никогда его (в "Записках" Державин говорит о себе в третьем лице) до того не допускали, чтоб предался он в наглое воровство или в коварное предательство кого-либо из своих приятелей, как другие делывали"; "когда не было денег, никогда в долг не играл, не занимал оных и не старался какими-либо переворотами отыгрываться или обманами, лжами и пустыми о заплате уверениями достать деньги"; "всегда содержал свое слово свято, соблюдал при всяком случае верность, справедливость и приязнь". На помощь к лучшим нравственным инстинктам природы скоро стала приходить и врожденная склонность Державина к стихотворству. "Когда случалось, что не на что было не токмо играть, но и жить, то, запершись дома, ел хлеб с водой и марал стихи". "Марать стихи" Державин начал еще в гимназии; чтение книг стало пробуждать в нем охоту к стихотворству. Поступив в военную службу, он переложил на рифмы ходившие между солдатами "площадные прибаски на счет каждого гвардейского полка". Он "старается научиться стихотворству из книги о поэзии Тредьяковского, из прочих авторов, как Ломоносова и Сумарокова". Его привлекает также Козловский, прапорщик того же полка, человек не без литературного дарования: Державину особенно нравилась "легкость его слога". Несмотря на то что среди казарменной обстановки Державин "должен был, хотя и не хотел, выкинуть из головы науки", он продолжает "по ночам, когда все улягутся", читать случайно добытые книги, немецкие и русские, знакомится с сочинениями Клейста, Гагедорна, Геллерта, Галлера, Клопштока, начинает переводить в стихах "Телемаха", "Мессиаду" и других. "Возгнушавшись сам собою", находит, наконец, выход для своих сил: его спасает Пугачевщина. В 1773 г. главным начальником войск, посланных против Пугачева , был назначен Бибиков . Державин (незадолго перед тем произведенный в офицеры, после десяти лет солдатской службы) решается лично явиться к Бибикову, перед его отъездом в Казань, с просьбой взять его с собой как казанского уроженца. Бибиков исполняет эту просьбу, и своим усердием и талантами Державин скоро приобретает его расположение и доверие. Почти немедленно по приезде в Казань, Державин пишет Речь, которой казанское дворянство отвечало императрице на ее рескрипт. Он едет с секретными поручениями в Симбирск, Самару и Саратов. Труды Державина за время Пугачевщины окончились для него, однако, большими неприятностями, даже преданием суду. Причиной тому была отчасти вспыльчивость Державина, отчасти недостаток "политичности". Суд над Державиным был прекращен, но все заслуги его пропали даром. Ему не тотчас удалось и вернуться в столицу; около пяти месяцев он проводит на Волге "праздно". К этому времени относятся так называемые "Читалагайские оды" Державина. По возвращении в Петербург, обойденный наградами, Державин принужден был сам о них хлопотать, тем более что во время Пугачевщины он много потерпел и материально: в его оренбургском имении недели с две стояли 40000 подвод, везших провиант в войско, причем съеден был весь хлеб, весь скот, и солдаты "разорили крестьян до основания". Державину пришлось подать одну за другой две просьбы Потемкину , не раз "толкаться у князя в передней", подать просьбу самой императрице, новую докладную записку Потемкину, и только после этого, в феврале 1777 г., Державину, наконец, была объявлена награда: "по неспособности" к военной службе, он с чином коллежского советника "выпускался в штатскую" (несмотря на прямое заявление, что он "не хочет быть статским чиновником"), и ему жаловалось 300 душ в Белоруссии. Державин хотя и написал по этому поводу "Излияния благодарного сердца императрице Екатерине Второй" - восторженный дифирамб в прозе, - но тем не менее считал себя обиженным. Гораздо счастливее был Державин в это время в картах: осенью 1775 г., "имея в кармане всего 50 рублей", он выиграл до 40000 рублей. Скоро Державин получает довольно видную должность в сенате и в начале 1778 г. женится, с первого взгляда влюбившись, на 16-летней девушке, Екатерине Яковлевне Бастидон (дочери камердинера Петра III , португальца Бастидона, женившегося, по приезде в Россию, на русской). Брак был самый счастливый. С красивой наружностью жена Державина соединяла кроткий и веселый характер, любила тихую, домашнюю жизнь, была довольно начитана, любила искусства, особенно отличаясь в вырезывании силуэтов. В своих стихах Державин называет ее "Пленирою". Еще в 1773 г., в журнале Рубана "Старина и Новизна", явилось, без подписи, первое произведение Державина - перевод с немецкого: "Ироида, или Письма Вивлиды к Кавну" (из "Превращений" Овидия); в том же году была напечатана, также без подписи, "Ода на всерадостное бракосочетание великого князя Павла Петровича", сочиненная (как сказано в заглавии) "потомком Атиллы, жителем реки Ра". Около 1776 г. Державиным изданы были "Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае", 1774. Гора Читалагай находится близ одной из немецких колоний, верстах в 100 от Саратова, на левом берегу Волги; в Пугачевщину поэт одно время стоял здесь с своим отрядом и, случайно встретив у жителей немецкий перевод славившихся тогда французских од Фридриха II, в часы досуга перевел четыре из них русской прозой. Тогда же Державиным было написано несколько стихотворений: "На смерть Бибикова", "На великость", "На знатность" и другие. Все это и было собрано в названной книжке. Первые произведения Державина не удовлетворяли самого поэта. В большей их части заметно слишком сильное влияние Ломоносова ; чаще всего это были прямые подражания, и весьма неудачные. При крайней высокопарности и бедности содержания, самый язык их страдал устарелыми, неправильными формами. В "Читалагайских одах" сказываются проблески таланта, но и они, по сознанию самого поэта, писаны еще "весьма не чистым и неясным слогом". По выражению Дмитриева , автор их "карабкался на Парнас". Решительный перелом в поэтической деятельности Державина происходит в 1778 - 1779 гг. Он сам так характеризует прежний, более ранний период своей поэзии и переход к позднейшему, самостоятельному творчеству: "Правила поэзии почерпал я из сочинений Тредьяковского, а в выражении и слоге старался подражать Ломоносову; но так как не имел его таланта, то это и не удавалось мне. Я хотел парить, но не мог постоянно выдерживать изящным подбором слов, свойственных одному Ломоносову, великолепия и пышности речи. Поэтому, с 1779 г. избрал я совершенно особый путь, руководствуясь наставлениями Баттэ и советами друзей моих, Н.А. Львова, В.В. Капниста и Хемницера, причем наиболее подражал Горацию". В этих словах поэт довольно верно характеризует отличие свое от Ломоносова. По теории Баттэ поэзия, при "подражании природе", должна прежде всего "нравиться" и "поучать". Этот взгляд был усвоен Державиным. Еще более он был обязан своим друзьям. Почти все они были моложе Державина, но стояли гораздо выше его по образованию. Капнист отличался знанием теории искусства и версификации; на автографах державинских стихотворений нередко встречаются поправки, сделанные его рукой. Н.А. Львов слыл русским Шапеллем, воспитывался на французских и итальянских классиках, любил легкую шуточную поэзию и сам писал в этом роде; выше всего он ставил простоту и естественность, умел ценить народный язык и народную поэзию, отличался остроумием и оригинальностью литературных взглядов, смело восставая иногда против общепринятых суждений и мнений; признавая, например, Ломоносова "богатырем русской словесности". Львов указывал на "увечья", нанесенные им русскому языку. К тому же направлению примыкал и Хемницер . Сравнивая более ранние стихотворения Державина с теми, которые написаны им, начиная с 1779 г., нельзя не видеть громадности шага, сделанного поэтом. Первой одой, написанной в новом направлении, было "Успокоенное неверие" (1779). Почти одновременно с ней была напечатана ода "На смерть князя Мещерского" (1779), впервые давшая поэту громкую известность и поражавшая читателей небывалой звучностью стиха, силой и сжатостью поэтического выражения. В том же году напечатана была ода "На рождение в севере порфирородного отрока". Своей игривой легкостью она резко выделялась из массы обычных торжественных од того времени; в содержании ее отразились лучшие стремления времени. В 1780 г. в печати является ода "Властителям и судиям", написанная в подражание псалму и замечательная по смелости и силе; она чуть было не навлекла на поэта немилость императрицы. В том же году печатаются оды: "На отсутствие ее величества в Белоруссию" и "К первому соседу". Содержание поэзии Державина становится все глубже и разнообразнее; самая форма стиха быстро совершенствуется. Вместо бесплодного стремления к "великолепию и пышности речи российского Пиндара", перед нами образы и картины, взятые прямо из жизни, нередко из простого быта; рядом с "парением" идут сатира и шутка; поэт употребляет народные обороты и выражения. "Фелица", написанная в 1782-м и напечатанная в 1783 г., по общему убеждению современников, открывала "новый путь" к Парнасу. Она вызвала такой же восторг в читателях, как за сорок с лишком лет до того ода "На взятие Хотина" Ломоносова. "Бумажный гром" высокопарных од, по сознанию современников, стал уже всем "докучать". В "Фелице" ложноклассический тон русской лирической поэзии XVIII в. впервые начинает уступать место более живой, реальной поэзии. К этому присоединялась столь необычная "издевка злая" с прозрачными намеками на живые лица и современные обстоятельства. Привлекательны были и ярко нарисованный поэтом идеал монархини, сочувствие ее гуманным идеям и преобразованиям, всюду чувствуемое в оде стремление поэта, еще ранее им высказанное, видеть "на троне человека". И по отношению к легкости стиха в оде также видели как бы начало нового периода; "Фелица" послужила поводом к основанию даже особого журнала ("Собеседника любителей российского слова"). - Служба Державина в сенате была непродолжительна. У него очень скоро начались неудовольствия с генерал-прокурором Вяземским . Некоторую роль играла здесь, кажется, самая женитьба поэта (Вяземскому хотелось выдать за Державина одну свою родственницу); но были и другие причины, чисто служебные. В сенате нужно было составлять роспись доходов и расходов на новый (1784) год. Вяземскому хотелось, "чтобы нового росписания и табели не сочинять", а довольствоваться росписанием и табелью прошлого года. Между тем только что оконченная ревизия показала, что доходы государства значительно возросли сравнительно с предыдущим годом. Державин указывал на незаконность желания генерал-прокурора; ему возражали: "Ничего, князь так приказал". Державин, опираясь на букву закона, настоял, однако, на составлении новой росписи, "в которой вынуждены были показать более противу прошлого года доходов 8000000". Это был первый случай открытой борьбы Державина "за правду", приведший поэта впервые к горькому убеждению, что "нельзя там ему ужиться, где не любят правды". Он должен был выйти в отставку (в феврале 1784 г.), но несколько месяцев спустя был назначен олонецким губернатором. По этому поводу Вяземский заметил, что "разве по его носу полезут черви, если Державин усидит долго"; и это сбылось. Не успел Державин приехать в Петрозаводск, как у него начались неприятности с наместником края, Тутолминым , и менее чем через год, Державин был переведен в Тамбов. Здесь он также "не усидел долго". Страницы "Записок" Державина, посвященные периоду его губернаторства в Тамбове, говорят о чрезвычайной служебной энергии и горячем желании поэта принести посильную пользу, а также о его старании распространять образование среди тамбовского общества, в этом "диком, темном лесу", по выражению Державина. Он подробно говорит в "Записках" о танцевальных вечерах, которые его жена устраивала для тамбовской молодежи у себя на дому, о классах грамматики, арифметики и геометрии, которые чередовались в губернаторском доме с танцами; говорит о мерах к поднятию в обществе музыкального вкуса, о развитии в городе итальянского пения, о заведении им первой в городе типографии, первого народного училища, устройстве городского театра и т. д. Громадная масса бумаг, хранящихся до сих пор в саратовском архиве и писанных рукой поэта, указывает наглядно, с каким усердием относился Державин к своей службе. Энергия его очень скоро привела и здесь к столкновению с наместником. Возник целый ряд дел, перенесенных в сенат. Сенат, направляемый Вяземским, стал на сторону наместника и успел так все представить императрице, что она повелела удалить Державина из Тамбова и рассмотреть взведенные на него обвинения. Началась длинная проволочка, дело отлагалось "день на день"; явившийся в Москву Державин шесть месяцев "шатался по Москве праздно". Состоявшееся, наконец, решение сената было крайне уклончивое и направлялось к тому, что так как он, Державин, уже удален от должности, то "и быть тому делу так". Державин отправился в Петербург, надеясь "доказать императрице и государству, что он способен к делам, неповинен руками, чист сердцем и верен в возложенных на него должностях". Ничего определённого, однако, он не добился. На поданную им просьбу императрица приказала объявить сенату словесное повеление, чтобы считать дело "решенным", а "найден ли Державин винным или нет, того не сказано". Вместе с тем поэту от имени императрицы передавалось, что она не может обвинить автора "Фелицы", и приказывалось явиться ко двору. Державин был в недоумении. "Удостоясь со благоволением лобызать руку монархини и обедав с нею за одним столом, он размышлял сам в себе, что он такое: виноват или не виноват? в службе или не в службе?". После новой просьбы и новой аудиенции, причем ему опять ничего не удалось "доказать", 2 августа 1789 г. состоялся именной указ, которым повелевалось выдавать Державину жалованье "впредь до определения к месту". Ждать места ему пришлось более 2 лет. Соскучившись таким положением, поэт решился "прибегнуть к своему таланту": написал оду "Изображение Фелицы" и передал ее тогдашнему любимцу, Зубову . Ода понравилась, и поэт "стал вхож" к Зубову. Около того же времени Державин написал еще две оды: "На шведский мир" и "На взятие Измаила"; последняя особенно имела успех. К поэту стали "ласкаться". Потемкин (читаем в "Записках"), "так сказать, волочился за Державиным, желая от него похвальных себе стихов"; за поэтом ухаживал и Зубов, от имени императрицы передавая поэту, что если хочет, он может писать "для князя", но "отнюдь бы от него ничего не принимал и не просил", что "он и без него все иметь будет". "В таковых мудреных обстоятельствах" Державин "не знал, что делать и на которую сторону искренно предаться, ибо от обоих был ласкаем". В декабре 1791 г. Державин был назначен статс-секретарем императрицы. Это было знаком необычайной милости; но служба и здесь для Державина была неудачной. Он не сумел угодить императрице и очень скоро "остудился" в ее мыслях. Причина "остуды" лежала во взаимных недоразумениях. Державин, получив близость к императрице, больше всего хотел бороться с столь возмущавшей его "канцелярской крючкотворной дружиной", носил императрице целые кипы бумаг, требовал ее внимания к таким запутанным делам, как дело Якобия (привезенное из Сибири "в трех кибитках, нагруженных сверху до низу"), или еще более щекотливое дело банкира Сутерланда, где замешано было много придворных, и от которого все уклонялись, зная, что и сама Екатерина не желала его строгого расследования. Между тем от поэта вовсе не того ждали. В "Записках" Державин замечает, что императрица не раз заводила с докладчиком речь о стихах "и неоднократно, так сказать, прашивала его, чтоб он писал в роде оды Фелице". Поэт откровенно сознается, что он не раз принимался за это, "запираясь по неделе дома", но "ничего написать не мог"; "видя дворские хитрости и беспрестанные себе толчки", поэт "не собрался с духом и не мог таких императрице тонких писать похвал, каковы в оде Фелице и тому подобных сочинениях, которые им писаны не в бытность еще при дворе: ибо издалека те предметы, которые ему казались божественными и приводили дух его в воспламенение, явились ему, при приближении ко двору, весьма человеческими". Поэт так "охладел духом", что "почти ничего не мог написать горячим чистым сердцем в похвалу императрице", которая "управляла государством и самым правосудием более по политике, чем по святой правде". Много вредили ему также его излишняя горячность и отсутствие придворного такта. Менее чем через три месяца по назначении Державина, императрица жаловалась Храповицкому , что ее новый статс-секретарь "лезет к ней со всяким вздором". К этому могли присоединяться и козни врагов, которых у Державина было много; он, вероятно, не без основания высказывает в "Записках" предположение, что "неприятные дела" ему поручались и "с умыслу", "чтобы наскучил императрице и остудился в ее мыслях". Статс-секретарем Державин пробыл менее 2 лет: в сентябре 1793 г. он был назначен сенатором. Назначение это было почетным удалением от службы при императрице. Державин скоро рассорился со всеми сенаторами. Он отличался усердием и ревностью к службе, ездил в сенат иногда даже по воскресеньям и праздникам, чтобы просмотреть целые кипы бумаг и написать по ним заключения. Правдолюбие Державина и теперь, по обыкновению, выражалось "в слишком резких, а иногда и грубых формах". В начале 1794 г. Державин, сохраняя звание сенатора, был назначен президентом коммерц-коллегии; должность эта, некогда очень важная, теперь была значительно урезана и предназначалась к уничтожению, но Державин знать не хотел новых порядков и потому на первых же порах и здесь нажил себе много врагов и неприятностей. Незадолго до своей смерти императрица назначила Державина в комиссию по расследованию обнаруженных в заемном банке хищений; назначение это было новым доказательством доверия императрицы к правдивости и бескорыстию Державина. В 1793 г. Державин лишился своей жены; прекрасное стихотворение "Ласточка" (1794) изображает его тогдашнее душевное состояние. Через полгода он, однако, вновь женился (на Дьяковой , родственнице Львова и Капниста ), не по любви, а "чтобы, как он говорит, оставшись вдовцом, не сделаться распутным". Воспоминания о первой жене, внушившей ему лучшие стихотворения, никогда не покидали поэта, - 1782 - 1796 гг. были периодом наиболее блестящего развития поэтической деятельности Державина. За "Фелицей" следовали: "Благодарность Фелице" (1783), с поэтическими картинами природы; "Видение Мурзы" (1783), напечатанное лишь в 1791 г., где поэт оправдывается от упреков в лести (замечателен первоначальный эскиз оды, показывающий, что поэт не безотчетно воспевал императрицу и деятелей ее царствования); ода "Решемыслу" (1783), где рисуется идеал истинного вельможи, с намеками на Потемкина; ода "На присоединение Крыма" (1784), написанная белыми стихами: для того времени это было такой смелостью, что поэт считал необходимым в особом предисловии оправдываться. В том же 1784 г. была окончена знаменитая ода "Бог" (начатая еще в 1780 г.), в ряду духовных од Державина высшее проявление его таланта; она была переведена на языки немецкий, французский, английский, итальянский, испанский, польский, чешский, латинский и японский; немецких переводов было несколько, французских - до 15. Она была отчасти отражением господствовавших в то время идей деизма; под их влиянием во всех западноевропейских литературах явилось множество стихотворений, написанных в прославление Верховного Существа; даже Вольтер написал оду "Le vrai Dieu". Общее сходство, по предмету и отдельным мыслям, с многочисленными иностранными произведениями того же рода не раз подавало повод к толкам о заимствованиях и подражаниях нашего поэта; но Я.К. Гроту удалось доказать полную оригинальность произведения. - За время губернаторства (1785 - 1788) Державин почти не писал стихов. Можно отметить лишь два стихотворения: "Уповающему на свою силу" (1785), подражание 146 псалму, с явными намеками на Тутолмина, и "Осень во время осады Очакова" (1788). Весть о взятии Очакова Потемкиным вызывает оду "Победителю", написанную в начале 1789 г. К этому же времени относится ода "На счастие", любопытная своим шуточно-сатирическим содержанием и полная намеков, теперь не всегда понятных, на различные политические лица и обстоятельства того времени; в оправдание веселой ее иронии, поэт прибавил в заглавии оды: "Писана на маслянице, когда и сам автор был под хмельком". В оде "На взятие Измаила" (1790) впервые начинает сказываться влияние Оссиановой поэзии. К этому же времени относится написанное частью в стихах, частью прозой, "Описание торжества в доме князя Потемкина по случаю взятия Измаила". Под непосредственным впечатлением известия о неожиданной смерти Потемкина (в ноябре 1791 г.) поэт набросал первый эскиз оды "Водопад" (оконченной лишь в 1794 г.), - блестящего апофеоза всего, что было в духе и делах Потемкина действительно достойного жить в потомстве. Ода делает тем более чести поэту, что в то время многие без стыда топтали в грязь память умершего. Дальнейшие, более важные произведения Державина: ода "На умеренность" (1792), полная намеков на положение поэта в должности статс-секретаря; ода "Вельможа" (1794), переделанная из оды "На знатность", напечатанной некогда в числе Читалагайских од (посвященная преимущественно изображению Румянцева , она рисует идеал истинного величия); "Мой истукан" (1794), где поэт высказывает свое единственное стремление "быть человеком"; "На взятие Варшавы" (1794); "Приглашение к обеду" (1795); "Афинейскому витязю" (1796; изображение А.Г. Орлова ); "На кончину благотворителя" (1795, по поводу смерти Бецкого ); "На покорение Дербента" (1791). Французская революция и казнь Людовика XVI нашли отклик в стихотворениях Державина: "На панихиду Людовика XVI" (1793) и "Колесница". Небольшие стихотворения: "Гостю" (1795) и "Другу" (1795) - наиболее ранние пьесы Державина в антологическом духе, с этого времени все более усиливающемся в поэзии Державина. Наиболее блестящий период поэтической деятельности поэта заканчивается известным его "Памятником" (1796), подражанием Горацию, где, однако, наш поэт верно характеризует значение своей собственной поэтической деятельности. После воцарения императора Павла Державин сначала было подвергся гонению ("за непристойный ответ, государю учиненный"), но потом одой на восшествие его на престол императора ("На новый 1797 г.") успел вернуть его милость. Державин получает почетные поручения, делается кавалером мальтийского ордена (по поводу чего пишется особая ода), снова получает место президента коммерц-коллегии. Большая часть од, написанных Державиным в царствование Павла, имеет предметом своим подвиги Суворова и носит на себе сильное влияние Оссиановой поэзии. В то же время Державин увлекается греческой поэзией, особенно Анакреонтом. Сам поэт не знал греческого языка и чаще всего обращался к львовскому переводу песен Анакреонта (1794). Из оригинальных произведений в этом направлении особенно популярны были: "К Музе" (1797), "Цепи" (1798), "Стрелок" (1799), "Мельник" (1799), "Русские девушки" (1799), "Птицелов" (1800). В 1804 г. был издан Державиным целый сборник "Анакреонтических песен". Стихотворения эти отличались легким стихом, простым, иногда народным языком, но их шутливое содержание нередко переходит в циническое. Любопытны также пьесы этого времени, "соображенные с русскими обычаями и нравами", например, "Похвала сельской жизни" (1798). При Александре I Державин одно время был министром юстиции (1802 - 03). Общее направление эпохи было, однако, уже не по нем. Державин, не стесняясь, выражал свое несочувствие преобразовательным стремлениям императора и открыто порицал его молодых советников. В 1803 г. Державин получает полную отставку и особым стихотворением приветствует свою "свободу" ("Свобода", 1803). Последние годы жизни (1803 - 16) Державин проводил преимущественно в деревне Званке, Новгородской губернии. Свои сельские занятия он описывает в стихотворении "Званская жизнь" (1807). С 1804 г. он начинает увлекаться драмой и пишет два большие драматические сочинения, с музыкой, хорами и речитативами - "Добрыня" (1804) и "Пожарский"; детскую комедию "Кутерьма от Кондратьевых" (1806); трагедии "Ирод и Мариамна" (1807), "Евпраксия" (1808), "Темный" (1808), "Атабалибо, или Разрушение Перуанской империи" (не окончена); оперы "Дурочка умнее умных", "Грозный, или Покорение Казани", "Рудокопы", "Батмендии" (не окончена). Все эти произведения были лишь заблуждением поэтического таланта; Мерзляков остроумно называет их "развалинами Державина". В них нет ни действия, ни характеров; на каждом шагу несообразности, не говоря уже об общей ложноклассической их постройке; самый язык тяжел и неуклюж. В 1809 - 1810 гг., живя в деревне, Державин составляет "Объяснения к своим стихотворениям", важный и любопытный материал как для истории литературы того времени, так и для характеристики самого поэта. "Объяснения" как нельзя лучше дополняют "Записки" Державина, излагающие почти исключительно его служебные отношения. "Записки" остались в черновой редакции, со всеми, неизбежными в таких случаях, ошибками и крайностями. Это не было принято во внимание нашей критикой при появлении "Записок" в печати, в 1859 г. Составление "Записок" относится к 1811 - 1813 гг. Живя по зимам в Петербурге, Державин основал в 1811 г., вместе с Шишковым , литературное общество: "Беседа любителей российского слова", на борьбу с которым вскоре выступил молодой "Арзамас". Сочувствуя Шишкову, Державин, впрочем, не был врагом Карамзина и вообще не остался вполне чуждым новому направлению литературы. Державин скончался 8 июля 1816 г. в деревне Званке. Тело его погребено в Хутынском монастыре (в семи верстах от Новгорода), местоположение которого нравилось поэту. Детей у Державина не было ни от первого, ни от второго брака. В лице Державина русская лирическая поэзия XVIII в. получила значительное развитие. Риторика впервые начинала уступать место поэзии. Русский поэт впервые выражается проще, впервые пытается стать ближе к жизни и действительности. Особенно важной новизной был "забавный русский слог". Никто еще из наших поэтов не говорил таким языком, каким часто выражался автор "Фелицы". Державин любит употреблять простые, чисто народные слова и выражения, обращаться к лицам и сюжетам народной поэзии, "соображаться" с народным бытом, нравами и обычаями. Вместе с тем содержание поэзии значительно расширяется; поэт становится на почву современности, торжественная ода превращается в отзвук дня. Ни один русский поэт не стоял до тех пор так близко к своему времени, как Державин; начиная с "Фелицы", его оды - "поэтическая летопись", в которой длинной вереницей проходят исторические деятели эпохи, все важнейшие события времени. На поэзии Державина отразился господствовавший у нас во все продолжение XVIII в. взгляд на литературу и поэзию вообще - "нерешительность, неопределенность идеи поэзии", по выражению Белинского . Державин то гордится званием поэта, то смотрит на поэзию как на "летом вкусный лимонад". И Державину, и его современникам литературная деятельность еще не всегда представлялась делом серьезным, важным. Ценились, главным образом, "дела", а не "слова". Вот почему у поэта, который "был горяч и в правде черт", мы находим целый ряд произведений, в которых, по сознанию самого автора, было много "мглистого фимиаму", и вот почему Державин, так сильно хлопотавший всю жизнь о "правде", не считал для себя предосудительным иногда "прибегать к помощи своего таланта". О жизни и сочинениях Державина см.: Н. Полевой "Очерки русской литературы" (I, Санкт-Петербург, 1839); Белинский "Сочинения"; Савельев-Ростиславич "Жизнь Г.Р. Державина" - в собрании сочинений Державина (издание Глазунова , Санкт-Петербург, 1843); Галахов "История русской словесности" (I, Санкт-Петербург, 1863; 18-е изд., Москва, 1910); Пыпин "Общественное движение в царствование Александра I"; его же "История русской литературы", том IV; С. Венгеров "Русская поэзия" (Санкт-Петербург, 1897; приведены, между прочим, выдержки из наиболее важных статей о Державине); В. Покровский "Державин, сборник статей"; литературу о Державине см. в "Источниках словаря русских писателей" С. Венгерова, том II, а также в IX томе академического издания. Монументальным трудом о жизни и сочинениях Державина является "Жизнеописание" его, написанное академиком Я.К. Гротом и составляющее VIII том академического издания сочинений Державина. Наиболее раннее собрание сочинений Державина (только 1-я часть) вышло под редакцией Карамзина, в Москве, в 1798 г. К 1808 г. относится второе издание собрания сочинений, в 4 частях; в 1816 г. к ним присоединена была 5-я часть. В 1831 г. вышло первое издание Смирдина ; в тексте были исправлены все неверности, замеченные поэтом в издании 1808 г. В 1843 г. вышло несколько дополненное издание Глазунова. Некоторые новые дополнения "Собрание сочинений" Державина получило в издании Щукина, вышедшем в 1845 г., с биографией, написанной Н. Полевым. В 1847 г., в смирдинской коллекции "Полного собрания сочинений русских авторов" вышли и сочинения Державина; в 1851 г. издание повторено. В двух последних изданиях в конце многих стихотворений впервые были помещены "Объяснения" Державина. В 1859 г. в "Русской Беседе", а потом и отдельно, были напечатаны "Записки" Державина. С 1864 г. стало выходить классически обработанное, вышеупомянутое академическое издание сочинений Державина, под редакцией Я.К. Грота (Санкт-Петербург, 1864 - 83), с превосходными иллюстрациями и обширными комментариями редактора. Это - капитальное пособие не только для знакомства с поэзией и личностью Державина и его ближайших современников, но и для изучения всей нашей литературы XVIII и начала XIX в. А. Архангельский.<br>... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИИЛ РОМАНОВИЧ

— знаменитый поэт; род. 3 июля 1743 г. в Казани; по происхождению принадлежал к мелкопоместным дворянам. Его отец, армейский офицер, почти вслед за рождением ребенка должен был переехать по делам службы еще далее на восток и жил то в Яранске, то в Ставрополе, под конец в Оренбурге. Родители Д. хотя сами не обладали образованием, однако умели ценить его и употребляли все усилия, чтобы дать детям по возможности лучшее воспитание. Д., родившийся очень слабым и хилым, "от церковников" научился читать и писать; семи лет, когда семья жила в Оренбурге, его поместили в пансион некоего "сосланного в каторжную работу" немца Розе; последний был "круглый невежда". За четыре года, проведенные у Розе, Д. все же научился довольно порядочно немецкому языку, потому что отличался вообще "чрезвычайной к наукам склонностью". Будущему поэту было 11 лет, когда умер его отец (1754). Вдова с детьми осталась в большой бедности. Ей пришлось "с малыми своими сыновьями ходить по судьям, стоять у них в передней по нескольку часов, дожидаясь их выхода; но когда выходили, не хотел никто выслушать ее порядочно, но все с жестокосердием ее проходили мимо, и она должна была ни с чем возвращаться домой". Эти впечатления детства оставили в душе ребенка неизгладимый след; поэту "врезалось ужаснейшее отвращение от людей неправосудных и притеснителей сирот", и идея "правды" сделалась впоследствии господствующей чертой его нравственного характера. Несмотря на крайнюю бедность, вдова, переехавши в Казань, отдала детей для обучения сначала гарнизонному школьнику Лебедеву, потом артиллерии штык-юнкеру Полетаеву; учителя эти были не лучше каторжника Розе. В 1759 г. с открытием в Казани гимназии Д. вместе с братом были помещены в гимназию. Образовательные средства и здесь, однако, были невелики; учеников главным образом заставляли выучивать наизусть и произносить публично речи, сочиненные учителями, разыгрывать трагедии Сумарокова, танцевать и фехтовать.Собственно научным предметами "по недостатку хороших учителей" в гимназии "едва ли" — сознается Д. — учили его "с лучшими правилами, чем прежде". За время пребывания в гимназии будущий поэт усовершенствовался лишь в немецком языке и пристрастился к рисованию и черчению. Д. был в числе первых учеников, особенно успевая в "предметах, касающихся воображения". Недостаток систематического образования отчасти пополнялся чтением. Д. пробыл в гимназии лишь около 3 лет: в начале 1762 г. поэт, года за два перед тем записанный в гвардию, был вытребован в Петербург на службу. В марте 1762 г. Д. был уже в Петербурге, и прямо с гимназической скамьи очутился в солдатских казармах. <br><p>Последовавшие за тем двенадцать лет (1762—1773) составляют наиболее безотрадный период в жизни поэта. На него обрушивается тяжелая черная работа, поглощающая почти все время; его окружает невежество и разврат товарищей; все это быстро и самым гибельным образом действует на страстного и увлекающегося юношу. Разврат чередуется с кутежом и азартными играми. Поэт пристрастился к картам, начав играть сначала "по маленькой", а потом и "в большую". Одно время, живя в отпуске в Москве, Д. проиграл в карты денгьи, присланные матерью на покупку именья, и это едва окончательно его не погубило: поэт "ездил, так сказать с отчаянья, день и ночь по трактирам, искать игры; познакомился с игроками или, лучше, с прикрытыми благопристойными поступками и одеждой разбойниками; у них научился заговорам, как новичков заводить в игру, подборам карт, подделкам и всяким игрецким мошенничествам". "Впрочем, — прибавляет поэт, — совесть, или лучше сказать, молитвы матери, никогда его (в "Записках" Д. говорит о себе в третьем лице) до того не допускали, чтоб предался он в наглое воровство или в коварное предательство кого-либо из своих приятелей, как другие делывали"; "когда не было денег, никогда в долг не играл, не занимал оных и не старался какими-либо переворотами отыгрываться или обманами, ложью и пустыми о заплате уврениями достать деньги"; "всегда держал свое слово свято, соблюдал при всяком случае верность, справедливость и приязнь". На помощь к лучшим нравственным инстинктам природы скоро стала приходить и врожденная склонность поэта к стихотворству. "Когда же случалось, что не на что было не токмо играть, но и жить, то, запершись дома, ел хлеб с водой и марал стихи". "Марать стихи" поэт начал еще в гимназии; по словам самого Д., чтение книг стало пробуждать в нем охоту к стихотворству. Поступив в военную службу, он переложил на рифмы ходившие между солдатами "площадные прибаски на счет каждого гвардейского полка". Впрочем, одновременно с этим поэт занимается и самообразованием; он "старается научиться стихотворству из книги о поэзии Тредьяковского, из прочих авторов, как Ломоносова и Сумарокова". Его привлекает также Козловский, прапорщик того же полка, человек не без литературного дарования. Д. особенно нравилась "легкость его слога". Несмотря на то, что среди казарменной обстановки поэт "должен был, хотя и не хотел, выкинуть из головы науки", он продолжает "по ночам, когда все улягутся", читать случайно добытые книги, немецкие и русские. Так Д. удается познакомиться с сочинениями Клейста, Гагедорна, Геллерта, Галлера, Клопштока; он начинает переводить в стихах "Телемаха", "Мессиаду" и др. Лучшие инстинкты натуры, наконец, превозмогли. "Возгнушавшись сам собою", поэт под конец находит выход для своих сил: его спасает Пугачевщина. В 1773 г. главным начальником войск, посланных против Пугачева, был назначен Бибиков. Д. (незадолго перед тем произведенный в офицеры через десять лет солдатской службы) решается лично явиться к Бибикову перед его отъездом в Казань с просьбой взять его с собой, как казанского уроженца. Бибиков исполняет эту просьбу, и следующие 4 года (1773-76) Д. проводит на востоке России. Своим усердием и талантами Д. скоро приобрел расположение и доверие Бибикова. Почти немедленно по приезде в Казань Д. пишет <span class="italic">речь</span>, которой казанское дворянство отвечало императрице на ее рескрипт. Вслед за тем Д. посылается Бибиковым с секретными поручениями сначала в Симбирск и Самару, потом в Саратов. Полная преданность долгу, необычайная энергия, находчивость и сообразительность очень скоро приобрели Д. общее уважение и среди начальников, и среди подчиненных. Труды Д. за время Пугачевщины не доставили ему, однако, никаких служебных выгод; они окончились для поэта большими служебными неприятностями, даже преданием суду. Во всем виновата была отчасти вспыльчивость Д., отчасти, и едва ли не более всего, недостаток в нем "политичности". Суд над Д. был прекращен, но все заслуги его пропали даром. Поэту не тотчас удалось и вернуться в столицу; уже после казни Пугачева Д. получает новое, вовсе не вызывавшееся необходимостью поручение опять ехать в Саратов и около 5 месяцев проводит на Волге "праздно". К этому времени относятся так наз. "Читалагайские оды" Д. По возвращении в СПб., обойденный наградами, Д. сам принужден был о них хлопотать, тем более, что во время Пугачевщины очень много потерпел и материально: в его Оренбургском именье недели с две стояли 40000 подвод, везших провиант в войско, причем съеден был весь хлеб и скот и солдаты "разорили крестьян до основания"... Д. решился прибегнуть к покровительству всесильного Потемкина; но хлопоты долго не имели успеха: Д. пришлось подать одну за другой две просьбы Потемкину, не раз "толкаться у князя в передней", подать просьбу самой императрице, новую докладную записку Потемкину, и только после этого, в феврале 1777 г., Д. наконец было объявлена награда: "по неспособности" к военной службе он с чином коллежского советника "выпускался в штатскую" (несмотря на прямое заявление, что он "не хочет быть статским чиновником"), и ему жаловалось 300 душ в Белоруссии. Д. хотя и написал по этому поводу "Излияния благодарного сердца императрице Екатерине Второй" — восторженный дифирамб в прозе, тем не менее имел полное основание считать себя обиженным. Гораздо счастливее был Д. в это время в картах: осенью 1775 г., "имея в кармане всего 50 р.", он выиграл до 40000 р. Скоро Д. получает довольно видную должность в сенате и в начале 1778 г. женится, буквально с первого взгляда влюбившись, на 16-летней девушке, Екатерине Яковлевне Бастидон (дочери камердинера Петра III, португальца Бастидон, женившегося по приезде в Россию на русской). Брак был самый счастливый. С красивой наружностью жена Д. соединяла кроткий и веселый характер, любила тихую, домашнюю жизнь, была довольно начитана, любила искусства, особенно отличаясь в вырезывании силуэтов. В своих стихах Д. называет ее "Пленирою", и поэт никогда не был так счастлив, как в период своего первого брака. Счастливая женитьба имела самое благотворное влияние и на общее развитие поэтической деятельности Д. В 1773 г., в журнале Рубана "Старина и Новизна" явилось без подписи первое произведение Д., перев. с нем.: "Ироида или письма Вивлиды к Кавну" (из "Превращений" Овидия); в том же году была напеч., также без подписи, "Ода на всерадостное бракосочетание вел. кн. Павла Петровича", сочиненная (сказано в заглавии) "потомком Аттилы, жителем реки Ра". Около 1776 г. Д. изданы были "Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае", 1774. Гора Читалагай находится близ одной из нем. колоний, верстах в 100 от Саратова, на левом берегу Волги; в Пугачевщину поэт одно время стоял здесь со своим отрядом и, случайно встретив у жителей немецкий перевод славившихся тогда французских од Фридриха II, в часы досуга перевел четыре из них русской прозой. Тогда же Д. было написано несколько оригинальных стихотворений: "На смерть Бибикова", "На великость", "На знатность" и др. Все это и было собрано в названной книжке. Эти первые произведения Державина не удовлетворяли самого поэта. В большей части из них замечалось еще слишком сильное влияние Ломоносова; чаще всего это были прямые подражания, и весьма неудачные. При крайней высокопарности и бедности содержания сам язык их страдал устарелыми, неправильными формами. Лишь в "Читалагайских одах" начали несколько заметнее сказываться проблески будущего таланта; хотя и они, по сознанию самого поэта, писаны еще "весьма не чистым и неясным слогом", но в них автор уже видимо, по выражению Дмитриева, "карабкался на Парнас". Решительный перелом в поэтической деятельности Д. происходит в 1778-79 гг., около времени его женитьбы и сближения со Львовым, Капнистом, Хемницером. Державин сам так характеризует прежний, более ранний период своей поэзии и переход к позднейшему, самостоятельному творчеству: "правила поэзии почерпал я из сочинений Тредьяковского, а в выражении и слоге старался подражать Ломоносову; но так как не имел его таланта, то это и не удавалось мне. Я хотел парить, но не мог постоянно выдерживать изящным подбором слов, свойственных одному Ломоносову, великолепия и пышности речи. Поэтому <span class="italic">с 1779 г</span>. <span class="italic">избрал я совершенно особый путь,</span> руководствуясь наставлениями Баттэ и советами друзей моих, Н. А. Львова, В. В. Капниста и Хемницера, причем наиболее подражал Горацию". В этих словах поэт довольно верно характеризует отличие своей поэзии от Ломоносовской и указывает литературные связи, определившие его дальнейшее поэтическое развитие. По теории Баттэ, поэзия при "подражании природе" должна прежде всего "нравиться" и "поучать". Этот взгляд был усвоен и Д. Еще более он был обязан названным здесь своим друзьям. Почти все они были моложе Д., но стояли гораздо выше его по образованию. Капнист отличался знанием теории искусства и версификацией; на автографах державинских стихотворений нередко встречаются поправки, сделанные его рукой. Н. А. Львов слыл русским Шапеллем, воспитался на французских и итальянских классиках, любил легкую шуточную поэзию и сам писал в этом роде; выше всего он ставил простоту и естественность, умел ценить народный язык и поэзию, щеголял остроумием и оригинальностью литературных взглядов, смело восставая иногда против общепринятых суждений и мнений; признавая, напр., Ломоносова "богатырем русской словесности", Львов указывал на "увечья", нанесенные им русскому языку. Вообще Львов имел репутацию тонкого и меткого критика, и его советами больше всего пользовался Д. К тому же направлению принадлежал и Хемницер. Сблизившись с этими лицами, Д. не мог не подчиниться их влиянию. Сравнивая более ранние стихотворения Д. с теми, которые были написаны им начиная с 1779 г., нельзя не видеть всей громадности шага, сделанного поэтом. Первой одой, написанной в новом направлении, было "Успокоенное неверие" (1779). Почти одновременно с ней была напечатана ода "На смерть кн. Мещерского" (1779), впервые давшая поэту громкую известность и поражавшая читателей небывалой звучностью стиха, силой и сжатостью поэтического выражения. В том же году напечана была ода "На рождение в севере порфирородного отрока". Своей игривой легкостью она резко выделялась из обычных торжественных од того времени; к этому присоединялись плавность стиха и совершенно необычная гуманность понятий и чувств поэта, в которых отразились лучшие стремления времени. В 1780 г. в печати является известная ода "Властителям и судиям", написанная в подражание псалму и замечательная по смелости и силе выражений; она чуть было не навлекла на поэта немилость императрицы. В том же году печатаются оды: "На отсутствие ее величества в Белоруссию" и "К первому соседу". Содержание поэзии Д. разом становится глубже и разнообразнее; самая форма стиха быстро совершенствуется. Вместо бесплодного стремления к "великолепию и пышности речи российского Пиндара" перед нами образы и картины, взятые прямо из жизни, нередко из простого быта; рядом с парением идет сатира и шутка; поэт употребляет народные обороты и выражения. "Фелица", написанная в 1782 г., напечатанная в 1783 г., по общему убеждению современников, открывала "новый путь" к Парнасу. Она вызвала такой же восторг в читателях, как за сорок с лишком лет до того ода "На взятие Хотина" Ломоносова. В "Фелице" все было новостью — и форма, и содержание. "Бумажный гром" высокопарных од, по сознанию современников, стал уже всем "докучать". В лице Д. и, в частности, в столь прославившей его знаменитой оде ложноклассический тон русской лирической поэзии XVIII в. впервые начинал уступать место более живой, реальной поэзии. К этому присоединялась столь необычная "издевка злая" с прозрачными намеками на живые лица и обстоятельства. Не мог не привлекать также и ярко нарисованный поэтом идеал монархини, сочувствие ее гуманным идеям и преобразованиям, всюду чувствуемое в оде стремление поэта, еще ранее им высказанное, видеть "на троне человека". И по отношению к легкости стиха в оде также видели как бы начало нового периода; как известно, "Фелица" послужила поводом к основанию даже особого журнала ("Собеседника любителей российского слова"). <br></p><p>"Фелица" решила дальнейшую судьбу поэта. Служба его в сенате была непродолжительна. У Д. очень скоро начались неудовольствия с ген.-прокурором Вяземским. Некоторую роль играла здесь, кажется, самая женитьба поэта (Вяземскому хотелось выдать за Д. одну свою родственницу); но были и другие причины, чисто служебные. В сенате нужно было составлять роспись доходов и расходов на новый (1784) год. Вяземскому хотелось, "чтобы нового росписания и табели не сочинять", а довольствоваться расписанием и табелью прошлого года. Между тем, только что оконченная ревизия показала, что доходы государства значительно возросли сравнительно с предыдущим годом. Д. указывал на незаконность желания ген.-прокурора; ему возражали: "ничего, князь так приказал". Поэт, однако, твердо стоял на своем и, опираясь на букву закона, заставил-таки сделать новую роспись, "в которой вынуждены были показать более противу прошлого года доходов 8000000". Это был первый случай открытой борьбы Д. "за правду", приведший поэта впервые к горькому убеждению, что "нельзя там ему ужиться, где не любят правды". Вскоре Д. должен был выйти в отставку (в февр. 1784 г.). Несколько месяцев спустя, в том же 1784 г., он был назначен олонецким губернатором. По этому поводу Вяземский заметил, что "разве по его носу полезут черви, если Д. усидит долго"; и это сбылось. Не успел Д. приехать в Петрозаводск, как у него начались неприятности с наместником края, Тутолминым, и менее, чем через год, Д. был переведен в Тамбов. Здесь он также "не усидел долго". Страницы "Записок" Д., посвященные периоду его губернаторства в Тамбове, говорят о чрезвычайной служебной энергии и глубоком желании поэта принести посильную пользу, а также о его старании распространять знания и образование среди тамбовского общества, в этом "диком, темном лесу", по выражению поэта. Поэт подробно говорит в "Записках" о танцевальных вечерах, которые его жена устраивала для тамбовской молодежи у себя на дому, о классах грамматики, арифметики и геометрии, которые чередовались в губернаторском доме с танцами; говорит о мерах к поднятию в обществе музыкального вкуса, о развитии в городе итальянского пения, о заведении им первой в городе типографии, первого народного училища, устройстве городского театра и т. д. С другой стороны, громадная масса бумаг, хранящихся до сих пор в саратовском архиве и писанных рукой поэта, указывает наглядно, с каким усердием относился Д. к своей службе. Энергия нового губернатора очень скоро привела его в столкновение с наместником. Возник целый ряд дел, перенесенных в сенат. Сенат, направляемый Вяземским, стал на сторону наместника и успел так все представить императрице, что она повелела удалить Д. из Тамбова и рассмотреть представленные против него обвинения. Поэт-губернатор очутился под судом. Началась длинная проволочка, дело отлагалось "день на день", и явившийся в Москву Д. шесть месяцев "шатался по Москве праздно", отлично сознавая причину промедлений, "все крючки и норы", по его выражению. Состоявшееся наконец решение сената вышло крайне уклончивое и направлялось к тому, что так как он, Д., уже удален от должности, то "и быть тому делу так". Д. отправился в Петербург; он надеялся "доказать императрице и государству, что он способен к делам, неповинен руками, чист сердцем и верен в возложенных на него должностях". Ничего определенного, однако, он не добился. На поданную Д. просьбу императрица приказала объявить сенату словесное повеление, чтобы считать дело "решенным", а "найден ли Д. винным или нет, того не сказано". Вместе с тем Д. от имени императрицы передавалось, что она не может обвинить автора "Фелицы", и приказывалось явиться ко двору. Поэт был в недоумении. "Удостоясь со благоволением лобызать руку монархини и обедав с нею за одним столом, он размышлял сам в себе, что он такое: виноват или не виноват? в службе или не в службе?". После новой просьбы и новой аудиенции, причем поэту опять ничего не удалось "доказать", 2 авг. 1789 г. вышел именной указ, которым повелевалось выдавать Д. жалованье "впредь до определения к месту". Ждать места Д. пришлось более 2 лет. Соскучившись таким положением, поэт решился "прибегнуть к своему таланту": написал оду "Изображение Фелицы" (1789) и передал ее тогдашнему любимцу, Зубову. Ода понравилась, и поэт "стал вхож" к Зубову; около того же времени Д. написал еще две оды: "На шведский мир" и "На взятие Измаила"; последняя особенно имела успех. К поэту стали "ласкаться". Потемкин (читаем в "Записках") "так сказать, волочился за Д., желая от него похвальных себе стихов"; с другой стороны, за поэтом ухаживал и соперник Потемкина, Зубов, от имени императрицы передавая поэту, что если хочет, он может писать "для князя", но "отнюдь бы от него ничего не принимал и не просил", что "он и без него все иметь будет" "В таковых мудреных обстоятельствах" Д. "не знал, что делать и на которую сторону искренно предаться, ибо от обоих был ласкаем". В декабре 1791 г. Д. был назначен статс-секретарем императрицы. Это было знаком необычайной милости; но служба и здесь для Д. была неудачной. Поэт не сумел угодить императрице и очень скоро "остудился" в ее мыслях. Причина "остуды" лежала во взаимных недоразумениях. Д., получив близость к императрице, больше всего хотел бороться со столь возмущавшей его "канцелярской крючкотворной дружиной", носил императрице целые кипы бумаг, требовал ее внимания к таким запутанным делам, как дело Якобия (привезенное из Сибири "в трех кибитках, нагруженных сверху до низу") или еще более щекотливое дело банкира Сутерланда, где замешано было много придворных и от которого все уклонялись, зная, что и сама Екатерина не желала его строгого расследования. Между тем от поэта вовсе не того ждали. В "Записках" Д. замечает, что императрица не раз заводила с докладчиком речь о стихах "и неоднократно, так сказать, прашивала его, чтоб он писал в роде оды Фелице". Поэт откровенно сознается, что он не раз принимался за это, "запираясь по неделе дома", но "ничего написать не мог"; "видя дворские хитрости и беспрестанные себе толчки", поэт "не собрался с духом и не мог таких императрице тонких писать похвал, каковы в оде Федице и тому подобных сочинениях, которые им писаны не в бытность еще при дворе: ибо издалека те предметы, которые ему казались божественными и приводили дух его в воспламенение, явились ему, при приближении ко двору, весьма человеческими"... Поэт так "охладел духом", что "почти ничего не мог написать горячим чистым сердцем в похвалу императрице", которая "управляла государством и самым правосудием более по политике, чем по святой правде". Много вредили поэту также его излишняя горячность и отсутствие придворного такта. Менее чем через три месяца по назначении Д. императрица жаловалась Храповицкому, что ее новый статс-секретарь "лезет к ней со всяким вздором". К этому могли присоединяться и козни врагов, которых у Д. было много; поэт, вероятно, не без основания высказывает в "Записках" предположение, что "неприятные дела" ему поручались и "с умыслу", "чтобы наскучил императрице и остудился в ее мыслях"... Статс-секретарем Д. пробыл менее 2 лет: в сентябре 1793 г. он был назначен сенатором. Назначение было почетным удалением от службы при императрице. Сделавшись сенатором, Д. скоро рассорился со всеми сенаторами. Как всегда, он отличался усердием и ревностью к службе, ездил в сенат иногда даже по воскресеньями и праздникам, чтобы просмотреть целые кипы бумаг и написать по ним заключения. Правдолюбие Д. и теперь, по обыкновению, выражалось "в слишком резких, а иногда и грубых формах". В начале 1794 г. Д., сохраняя звание сенатора, был назначен президентом коммерц-коллегии; должность эта, некогда очень важная, теперь была значительно урезана и находилась накануне уничтожения, но Д. знать не хотел новых порядков и потому на первых же порах и здесь нажил себе много врагов и неприятностей. Незадолго до своей смерти, императрица назначила Д. в комиссию по расследованию обнаруженных в заемном банке хищений; назначение это было новым доказательством доверия императрицы к правдивости и бескорыстию Д., и вместе ее последним делом в отношении к своему "певцу". В 1793 г. Д. лишился своей первой супруги; прекрасное стихотворение "Ласточка" (1794) изображает его тогдашнее душевное состояние. Через полгода он, однако, вновь женился (на Дьяковой, родственнице Львова и Капниста), не по любви, а "чтобы, как он говорит, оставшись вдовцом, не сделаться распутным". Воспоминания о первой жене, внушившей ему лучшие стихотворения, никогда не покидали поэта. 1782-96 гг. были периодом наиболее блестящего развития поэтической дятельности Д. За "Фелицей" следовали: "Благодарность Фелице" (1783), любопытная поэтическими картинами природы; "Видение Мурзы" (1783), напечатанное лишь в 1791 г., где поэт оправдывается от упреков в лести; замечателен первоначальный эскиз оды, показывающий, что поэт не безотчетно воспевал императрицу и деятелей ее царствования; ода "Решемыслу" (1783), где рисуется идеал истинного вельможи с намеками на Потемкина; ода "На присоединение Крыма" (1784), написанная белыми стихами: для своего времени это было такой смелостью, что поэт считал необходимым в особом предисловии оправдываться. В том же 1784 г. была окончена знаменитая ода "Бог" (начатая еще в 1780 г.) — в ряду духовных од Д. высшее проявление его поэтического таланта. Полная горячего восторга и величественной поэзии, ода сделала имя поэта известным во всей Европе. Она была переведена на языки немецкий, французский, английский, итальянский, испанский, польский, чешский, латинский и японский; немецких переводов было несколько, еще более французских (до 15). Произведение было отчасти отражением господствовавших в то время идей деизма; под их влиянием во всех зап.-европейских литературах явилось множество стихотворений, написанных в прославление верховного существа; даже Вольтер написал оду "Le vrai Dieu". Общее сходство по предмету и отдельным мыслям с многочисленными иностранными произведениями того же рода не раз подавало повод к толкам о заимствованиях и подражаниях нашего поэта; но Я. К. Гроту удалось доказать полную оригинальность произведения. За время губернаторства (1785-1788) Д. почти не писал стихов: административные заботы мешали поэзии; можно отметить лишь два стихотворения: "Уповающему на свою силу" (1785), подражание 146 псалму, с явными намеками на Тутолмина, и "Осень во время осады Очакова" (1788). Весть о взятии Очакова Потемкиным (в декабре 1788) вызывает оду "Победителю", написанную в нач. 1789 г. уже в Москве, куда приехал поэт, попавши под суд. К этому же времени относится ода "На счастие", любопытная своим шуточно-сатирическим содержанием и полная намеков, теперь не всегда понятных, на различные политические лица и обстоятельства того времени; в оправдание веселой ее иронии, поэт прибавил в заглавии оды: (писана на маслянице, когда и сам автор был под хмельком". Из других произведений, относящихся к этому времени и отчасти уже упомянутых, важнейшими были: "Изображение Фелицы" (1789), "На Шведский мир" (1790), "На коварство", "На взятие Измаила" (1790) — в последней впервые начинает сказываться влияние на нашего поэта Оссиановой поэзии, — "Памятник герою" (1791), написанная в честь Репнина, находившегося тогда под опалой Потемкина; — из духовных: "Величество Божие" (1789), "Праведный Судия" (1790). К этому же времени относится написанное частью в стихах, частью прозой "Описание торжества в доме кн. Потемкина по случаю взятия Измаила". Под непосредственным впечатлением известия о неожиданной смерти Потемкина (в ноябре 1791) поэт набросал первый эскиз знаменитой оды "Водопад", оконченной лишь в 1794 г., — блестящего апофеоза всего, что было в духе и делах Потемкина действительно достойного жить в потомстве. Ода делала тем более чести поэту, что являлась в то время, когда многие уже без стыда топтали в грязь память умершего. По выражению Белинского, ода была "столь же благородным, как и поэтическим подвигом". Дальнейшими, более важными произведениями Д. были: ода "На умеренность" (1792), полная намеков на положение поэта в должности статс-секретаря и на различные современные обстоятельства; знаменитая ода "Вельможа" (1794), переделанная из оды "На знатность", напечатанной некогда в числе Читалагайских од (посвященная преимущественно изображению Румянцева, она рисует идеал истинного величия); "Мой истукан"(1794), где поэт указывает свое единственное стремление "быть человеком"; "На взятие Варшавы" (1794); "Приглашение к обеду" (1795); "Афинейскому витязю" (1796; изображение А. Г. Орлова); "На кончину благотворителя" (1795, по поводу смерти Бецкого); "На покорение Дербента" (1791) и др. Французская революция и казнь Людовика XVI нашли отклик в поэзии Д. двумя стихотворениями: "На панихиду Людовика XVI" (1793) и "Колесница"; последняя, набросанная при первом известии о казни, была окончена лишь много лет спустя, в 1804 г. Отметим также небольшие стихотворения: "Гостю" (1795) и "Другу" (1795), наиболее ранние пьесы поэта в антологическом направлении, с этого времени все более усиливающемся в поэзии Д. Наиболее блестящий период поэтической деятельности поэта заканчивается известным его "Памятником" (1796), подражанием Горацию, где, однако, наш поэт верно характеризует значение и своей собственной поэтической деятельности. <br></p><p>С вступлением на престол имп. Павла Д. сначала было подвергся гонению ("за непристойный ответ, государю учиненный"), но потом одой на восшествие на престол императора ("На новый 1797 г.") успел вернуть милость двора. Д. вообще пользовался расположением Павла: ему даются почетные поручения, он награждается чином, делается кавалером мальтийского ордена (по поводу чего пишется особая ода), наконец, снова получает место президента коммерц-коллегии. Большая часть од, написанных Д. в царствование Павла, имеют предметом своим подвиги Суворова и носят на себе сильное влияние Оссиановой поэзии, незадолго перед тем начавшее распространяться в нашей литературе. Вместе с этим Д. увлекается греческой поэзией, особенно Анакреоном. Анакреонтическая поэзия была вообще во вкусе конца XVIII в. С 1797 г. анакреонтическое направление в стихах Д. особенно усиливается. Сам поэт, впрочем, не знал греческого языка и чаще всего обращался к Львовскому переводу песен Анакреона (1794). Из оригинальных произведений в этом направлении отметим бывшие особенно популярными: "К Музе" (1797), "Цепи" (1798), "Стрелок" (1799), "Мельник" (1799), "Русские девушки" (1799), "Птицелов" (1800). В 1804 г. был издан Д. целый сборник "Анакреонтических песен". Стихотворения эти отличались легким стихом, простым, иногда народным языком; но их шутливое содержание нередко переходит в циничное. Впрочем, заслугой Д. здесь было то, что он давал русской поэзии первые удовлетворительные образцы в антологическом роде. Любопытны также такие пьесы этого времени, "соображенные с русскими обычаями и нравами", как "Похвала сельской жизни" (1798) и др. песни. Из духовных од отметим: "Бессмертие души" (1797), "Гимн Богу" (1800). Служебная деятельность Д. продолжалась и в первые годы царствования Александра I; одно время он был даже министром юстиции (1802-1803). Общее направление эпохи было, однако, уже не по нем. Д. не стеснялся выражать свое несочувствие преобразовательным стремлениям императора и открыто порицал его молодых советников. В 1803 г. Д. получает полную отставку и особым стихотворением приветствует свою "свободу" ("Свобода", 1803). Последние годы жизни (1803-1816) Д. проводил преимущественно в деревне Званке Новгородской губ. Свои сельские занятия он поэтически описывает в стихотворении "Званская жизнь" (1807), посвященном митрополиту Евгению Болховитинову, с которым около этого времени Д. особенно сближается. Д. до конца жизни не покидал литературной деятельности. К последним годам жизни относится даже целый новый отдел в его произведениях: с 1804 г. Д. начинает увлекаться драмой и превращается в драматического писателя. Сюда относятся два большие драматические сочинения, с музыкой, хорами и речитативами — "Добрыня" (1804) и "Пожарский"; детская комедия "Кутерьма от Кондратьев" (1806); трагедии: "Ирод и Мариамна" (1807), "Евпраксия" (1808), "Темный" (1808), "Атабалибо, или разрушение Перуанской империи" (неконченная); оперы "Дурочка умнее умных", "Грозный, или покорение Казани", "Рудокопы", "Батмендии" (неконченная). Все эти произведения были лишь заблуждением поэтического таланта. Мерзляков остроумно называет их "развалинами Д.". Они не имеют ни действия, ни характеров, на каждом шагу представляют несообразности, не говоря уже об их общей ложноклассической постройке; наконец, сам язык тяжел и неуклюж. Впрочем, в некоторых из них нельзя не отметить стремления к сюжетам и лицам народной поэзии, заимствований из былин, обращения к отечественной истории и т. д. В 1809-1810 гг., живя в деревне, Д. составляет "Объяснения к своим стихотворениям", важный и любопытный материал как для истории литературы того времени, так и для характеристики самого поэта. Касаясь литературной стороны деятельности Д., "Объяснения" как нельзя лучше дополняют его "Записки", излагающие почти исключительно служебные отношения поэта. "Записки", к сожалению, остались в черновой редакции, со всеми неизбежными в этом случае ошибками и крайностями. Последнее не было принято во внимание нашей критикой при появлении "Записок" в печати в 1859 г. Составление "Записок" относится к 1811-13 гг. Живя по зимам в СПб., Д. основал в 1811 г. вместе с Шишковым литературное общество "Беседа любителей российского слова", на борьбу с которым вскоре выступил молодой "Арзамас" (см.). Сочувствуя Шишкову, Д., впрочем, не был врагом Карамзину и вообще не остался вполне чуждым новому направлению нашей тогдашней литературы. Д. скончался 8 июля 1816 г., в дер. Званке. Тело его погребено в Хутынском м-ре (в семи верстах от Новгорода), местоположение которого нравилось поэту. Детей у Д. не было ни от первого, ни от второго брака. <br></p><p>В лице Д. русская лирическая поэзия XVIII в. получила значительное развитие. Риторика впервые начинала заменяться поэзией. Русский поэт впервые выражается проще, впервые пытается стать ближе к жизни и действительности. Особенно важной новизной был "забавный русский слог". Никто еще из наших поэтов не говорил таким языком, каким часто выражался автор "Фелицы". Д. любит употреблять простые, чисто народные слова и выражения, обращаться к лицам и сюжетам народной поэзии, "соображаться" с народным бытом, нравами и обычаями. Вместе с тем, общее содержание поэзии значительно расширяется; поэт становится на почву современности, и торжественная ода превращается в отзвук дня. Ни один русский поэт не стоял до тех пор так близко к своему времени, как Д.; начиная с Фелицы, его оды — "поэтическая летопись", в которой длинной вереницей проходят перед нами исторические деятели эпохи, все важнейшие события времени. На поэзии Д. отразился также и общий, господствовавший у нас во все продолжение XVIII в. взгляд на литературу и поэзию вообще — это "нерешительность, неопределенность идеи поэзии", по выражению Белинского. Д. то гордится своим званием поэта, то смотрит на поэзию, как на "летом вкусный лимонад". И Д., и его современникам литературная деятельность еще не всегда представлялась делом серьезным, важным. Ценились главным образом "дела", а не "слова". Вот почему у поэта, который "был горяч и в правде чорт", мы находим целый ряд произведений, в которых, по сознанию самого автора, было много "мглистого фимиаму", и вот почему наш поэт, так сильно хлопотавший всю жизнь о "правде", не считал для себя предосудительным иногда "прибегать к помощи своего таланта". <br></p><p>О жизни и сочинениях Д. см.: Н. Полевого, "Очерки русск. литературы" (I, СПб., 1839); Белинского, Соч. (VII, М., 1883, стр. 55-154 и в др. мм.); Савельева-Ростиславича, "Жизнь Г. Р. Д." — в собрании сочинений Д. (изд. Глазунова, СПб., 1843); Галахова, "Ист. русск. слов." (I, СПб., 1863, стр. 506-528); Пыпина, "Обществ. движение в царствование Александра I" (СПб., 1871, стр. 54-56, 363-365), очерк С. Брилианта (1893) и др. Монументальным трудом о жизни и сочинениях Д. является "Жизнеописание" его, составленное акад. Гротом и составляющее VIII том академич. издания сочинений Д. (СПб., 1880; "Дополнения" — в IX т., СПб., 1883). — Наиболее раннее собрание сочинений Д. (только 1-я часть) вышло под редакцией Карамзина, в Москве, в 1798 г. В 1804 г. "в Петрограде" были изданы "Анакреонтические песни". К 1808 г. относится второе издание собрания сочинений, в 4 ч.; в 1816 г. к ним присоединена была 5-ая ч. К 1831 г. относится первое издание Смирдина; в тексте были исправлены все неверности, замеченные поэтом в издании 1808 г. В 1843 г. вышло несколько дополненное издание Глазунова. Некоторые новые дополнения "Собрание сочинений" Д. получило в издании Щукина, вышедшем в 1845 г., с биографией, написанной Н. Полевым. В 1847 г. в смирдинской коллекции "Полного собрания сочинений русских авторов" вышли и сочинения Д.; в 1851 г. издание повторилось. В двух последних изданиях в конце многих стихотворений впервые были помещены "Объяснения" Д. В 1859 г. в "Рус. беседе", а потом и отдельно, были напечатаны "Записки" Д. С 1864 г. стало выходить классически обработанное вышеупомянутое академическое издание сочинений Д. под редакцией акад. Грота (СПб., 1864-83), с превосходными иллюстрациями и обширными комментариями редактора. По широте постановки оно представляет капитальное пособие не только для изучения поэзии и личности Д. и его ближайших современников, но и всей нашей литературы XVIII и нач. XIX в. <span class="italic"><br><p>А. Архангельский. </p></span><br></p>... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИЛА РОМ

(1743-1816) - писатель и гос. деятель. Род. в бедной дворянской семье, в 1759-62 учился в Казанской гимназии. С 1762 служил в гвардейском Преображенском полку, первый офицерский чин получил в 1772. Во время крест. войны под водительством Е. И. Пугачева принимал активное участие в действиях правительств. войск. С 1777 Д. на статской службе в Сенате. С 1784 Олонецкий, в 1785-89 Тамбовский губернатор. В 1791-93 Д. статс-секретарь императрицы Екатерины II, с 1793 - сенатор. Впоследствии Д. занимал посты президента Коммерц-коллегии, Гос. казначея, министра юстиции. С 1803 в отставке. В служебной деятельности, к-рую очень ценил, что отразилось в его "Записках", Д. проявлял "ревностность", честность, справедливость, при этом был крайне неуступчив, что приводило его к столкновению с вышестоящими лицами, включая Екатерину II, Павла I и Александра I. <p class="tab">Лит. деятельность Д. началась еще во время службы в Преображенском полку (большинство произв. не сохранилось). В 1776 выходит его первый сб. "Оды, сочиненные и переведенные при горе Читалагае", отмеченный влиянием М. В. Ломоносова и А. П. Сумарокова. Во 2-й. пол. 1770-хгг. Д. сближается с поэтами львовского кружка (В. В. Капнистом, Н. А. Львовым, И. И. Хемницером). В 1780-е гг. в поэзии Д. значит. место занимает образ Екатерины II, воспеваемой под именем Фелицы (одноим. ода принесла ему репутацию крупнейшего поэта эпохи). Неоднократно Д. писал и в жанре духовной оды ("Бог", 1780-84). Однако позднее он разочаровался в императрице и в поисках положит. героя обратился к фигурам П. А. Румянцева и А. В. Суворова ("Водопад", 1791-94, "Снегирь", 1800). </p><p class="tab">Новаторство поэзии Д. состоит в первую очередь в соединении в одном стих. разных тем и тональностей (одических и сатирич. - "Видение мурзы", 1783-84; "Вельможа", 1794, гражданственных и философских - "Водопад"), эмоциональности, сравнит. простоте языка. Лирика Д. во многом автобиографична, в ней создается образ лирического "я", раскрываемого в неск. аспектах: бытовом, биографич. и мировоззренческом, к-рому свойственны ощущение смерти, подстерегающей человека ("На смерть князя Мещерского", 1779) и одновременно чувств. наслаждение красотой жизни (сб. "Анакреонтические песни", 1804; горацианские оды). В последние годы жизни Д., окруженный ореолом славы, обращается к драматургии (трагедии, комич. оперы и др.). Хотя сам он высоко ценил свои драматич. опыты, у современников они успеха не имели. Среди прозаич. соч. Д. - "Записки из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина" (1812-13), "Объяснения на сочинения Державина..." (1809-10), "Рассуждение о лирич. поэзии или об оде" (1805-15). В 1808 опубл. собр. соч. Д. в 4 т. С 1807 в его доме происходят регулярные лит. собрания, затем преобразованные в лит. общ-во "Беседа любителей рус. слова" (1811).</p>... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИЛА РОМАНОВИЧ

ДЕРЖА́ВИН Гаврила Романович (1743-1816), русский поэт. Оды и близкие к ним стих., н т. ч. цикл «Оды. переведенные и сочиненные при горе Читалагае» (177... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИЛА РОМАНОВИЧ

(3(14).VII.1743, Казань — 8(20).VII.1816, с. Званка Новгород. губ.) — поэт.Несколько высказываний о С. встречается в соч. Д. «Рассуждение о лирической ... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИЛА РОМАНОВИЧ

3.07.1743 - 8.07.1816), русский поэт, общественный деятель. Из дворян. В 1759 Державин поступил в Казанскую гимназию, с 1762 служил в Преображенском полку, первый офицерский чин он получил только в 1772. Как образованный молодой дворянин он получал особые назначения: в 1767 - в Уложенную комиссию, в 1773-74 - в Следственную комиссию А.И. Бибикова, где ему пришлось находиться в войсках, действовавших против Е.И. Пугачева. Нисколько не оправдывая крестьянских вождей, Державин сумел понять, что истинной причиной восстания явилось "лихоимство" властей, которые толкнули крестьян на восстание. В 1776 выпустил свой первый сборник стихотворений. В стихотворениях Державина на первый план выходит человеческая личность с ее внутренней жизнью и сложными отношениями с окружающим миром. Державин много работает над формой и языком своих сочинений; его творчество выходит за пределы классицизма. В русской поэзии пейзаж до Державина фактически отсутствовал, он проявил себя тонким "живописцем", передавая в стихах краски природы, многообразие ее оттенков. В 1783 была опубликована ода "Фелица", которая сделала автора знаменитым. В 1784 Державин был назначен олонецким губернатором, в 1785 - тамбовским. В 1791-92 Державин состоял личным кабинет-секретарем императрицы. В 1793 Державин стал тайным советником, в 1794 - президентом Коммерц-коллегии. В 1790-е им был написан ряд значительных произведений: сатирическая ода "Вельможа" (1794), ода "Водопад" (1791-94), посвященная Г.А. Потемкину, яркая личность которого вдохновляла поэта. Державина можно назвать первым военным лириком, он откликался на все основные события военной жизни последней четверти XVIII в. В стихах, посвященных П.А. Румянцеву и А.В. Суворову, созданы образы русского патриота-полководца. Поэт поставил и большие философские вопросы о смысле жизни, о смерти, о диалектике бытия ("Бог", 1780-84). При Павле I и Александре I Державин занимал высокие служебные посты: государственного казначея, министра юстиции (1802-03). Павел I поручил Державину исследовать еврейский вопрос в России. По итогам этого исследования была подготовлена специальная записка, в которой Державин отметил зловещую роль кагалов - органов иудейского самоуправления на основе изуверских законов Талмуда, которых "благоустроенно политическое тело терпеть не должно", как государство в государстве. Державин вскрыл, что иудеи, считавшиеся угнетенными, устроили в черте своей оседлости настоящее тайное израильское царство, разделенное на кагальные округа с кагальными управлениями, облеченными деспотической властью над евреями и бесчеловечно эксплуатирующими христиан и их имущество на основе законов Талмуда. Державин также раскрыл понятие "херем" - проклятие, которое выносит кагал всем, кто не подчинится законам Талмуда. Это, по справедливой оценке русского поэта, "непроницаемый святотатственный покров самых ужасных злодеяний". В своей записке Державин первый начертил стройную, цельную программу для решения еврейского вопроса в русском государственном духе, "имея в виду объединение на общей почве всех русских подданных". В 1803 Державин вышел в отставку, занимался изданием своих сочинений, продолжал писать стихи ("Евгению. Жизнь Званская", 1807), участвовал в литературном обществе, которое позднее станет называться "Беседа любителей русского слова", трудился над "Рассуждением о лирической поэзии или об оде", в котором обобщал свой литературный опыт. В 1811-13 Державин написал "Записки", которые содержат интереснейший материал об эпохе Екатерины II, ее деятелях, жизненном пути самого Державина. Л. В., В. Ф.... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИЛА РОМАНОВИЧ

Державин Гаврила Романович [3 (14) VII 1743, Казань, по др. данным – дер. Кармачи или Сокуры под Казанью* – 8 (20) VII 1816, с. Званка Новгородской губ.; погребен в церкви Хутынского м-ря; в 1959 прах Д. перевезен в Новгородский кремль и захоронен у зап. стены Софийского собора]. Принадлежал к мелкопоместному, но старинному дворянскому роду, который вел свое происхождение от татар. мурзы Багрима (поэтому Д. в стихах в шутку иногда именовал себя «мурзой», «потомком Багрима», а свои произведения называл «татарскими песнями»). Отец Д. Роман Николаевич был секунд-майором Казанского гарнизона, потом служил в Ставрополе, на Волге, в Оренбурге. Начаткам рус. грамоты братьев Державиных, Гаврилу и Андрея, обучила мать Фекла Андреевна (урожд. Козлова). Затем Д. учился у дьячка, а нем. языку – у сосланного в каторгу немца Розе.В янв. 1754 отец Д. за получением отставки ездил в Москву. Он взял с собой старшего сына, чтобы отвезти его учиться в один из Петербургских корпусов – Сухоп. шлях. или Артиллерийский. Однако поездка в Петербург из-за безденежья была отложена, а в нояб. отец Д. умер. Семья осталась без средств, соседи-помещики захватили часть земель. Мать Д. с малолетними сыновьями часами безрезультатно простаивала в судейских передних. По словам Д. в автобиографических «Записках», «таковое страдание матери от неправосудия вечно осталось запечатленным на его сердце, и он, будучи потом в высоких достоинствах, не мог сносить равнодушно неправды и притеснения вдов и сирот».Тем не менее мать сумела нанять детям учителей математики (сначала ученика гарнизонной школы, затем артиллерийского штык-юнкера) и не оставляла надежд на учебу сыновей в Петербурге. Между тем в янв. 1759 в Казани открылась находившаяся в ведении Моск. ун-та гимназия, в дворянское отделение которой были определены Д. и его брат. Д. учился с охотой и отличался в рисовании, музыке, поэзии, т. е. в «предметах, касающихся воображения». Уже после первого полугодия учебы его имя попало в список лучших гимназистов. Через полгода директор гимназии <em>М. И. Веревкин</em> представил куратору геометрические чертежи и карты Казанской губ., скопированные лучшими учениками и украшенные «разными фигурами и ландшафтами».В награду тот приказал записать гимназистов по их желанию солдатами лейб-гвардейских полков, а Д. – кондуктором Артиллерийского корпуса; после этого Д. во время торжеств, бывших в гимназии, «отправлял должность артиллериста, быв при артиллерии и при представлении фейерверков». Летом 1760 Д. ездил с Веревкиным в Чебоксары в качестве инженера-геодезиста для изготовления плана города. В 1761 Веревкин, по приказанию <em>И. И. Шувалова</em>, снарядил экспедицию для раскопок и описания развалин Великого Булгара; работы на месте фактически возглавил Д.В февр. 1762 неожиданно выяснилось, что Д. по ошибке канцеляристов был записан солдатом в Преображенский полк и что отпуск для «окончания наук» уже истек. Не завершив гимназический курс, Д. уехал в столицу, был определен рядовым 3-й роты и помещен в казарму вместе с солдатами из крестьян.Вскоре он отнес остававшиеся у него экспедиционные планы и рисунки находившемуся в Петербурге Веревкину. Тот представил Д. Шувалову, который направил его в Академию художеств к граверу Е. П. Чемесову. Но ни заниматься с одобрившим рисунки Чемесовым, ни посещать Шувалова Д. из-за непрестанных при Петре III фрунтовых учений не смог. Не удалась, уже после свержения Петра III, и попытка пополнить образование в Европе. Когда в Москве совершалась коронация <em>Екатерины</em> <em>II</em>, Шувалов собрался в заграничное путешествие, и Д. просился вместе с ним. Дело расстроилось из-за вмешательства тетки Д. Ф. С. Блудовой, считавшей такие поездки источником ереси и разврата, а Шувалова – масоном и богохульником.Д. занимался самостоятельно. В казарме не было условий для рисования и игры на скрипке, зато Д. много читал по-русски и по-немецки, в частности произведения Х.-Ф. Геллерта и Ф. Хагедорна, и начал писать любовные и шуточные стихи.Д., не имевшего покровителя, обходили производством. Он просил о помощи майора своего полка А. Г. Орлова и 15 мая 1763 был произведен в капралы. Получив годовой отпуск, Д. отправился в Казань, затем по поручению матери ездил в Шацк и Оренбург. По возвращении в полк он поселился в казарме с дворянами. В это время Д. занимается поэзией более серьезно, руководствуясь в теории «Новым и кратким способом к сложению российских стихов» <em>В. К. Тредиаковского</em> в издании 1752, а на практике – произведениями <em>М. В. Ломоносова</em>, <em>А. П. Сумарокова</em>, <em>Ф. А. Козловского</em>. Одно из его сатирических стихотворений обидело полкового секретаря, и он почти четыре года подряд вычеркивал Д. из списков назначенных к производству в следующий чин.По сообщению <em>И. И. Дмитриева</em>, Д. начал перелагать с рус. прозаического перевода роман Ф. Фенелона «Приключения Телемака» стихами. В то время у И. П. Осокина, сына казанского купца-фабриканта, Д. встречался с <em>К. А. Кондратовичем</em>, Тредиаковским и «их учениками». Есть некоторая вероятность, что именно это переложение (а не перевод <em>А. И. Дубровского</em> ) было одобрено Тредиаковским.В 1766 полковым секретарем стал П. В. Неклюдов, покровительствовавший Д., и его служебная карьера пошла быстрее. 22 сент. 1766 он был назначен фурьером и командирован на ямскую подставу в Яжелбицы для надзора за приготовлением лошадей к проезду императрицы и двора в Москву; 1 янв. 1767 произведен в каптенармусы. В марте, вслед за двором, в Москву прибыл и Д., получивший вскоре отпуск в Казань. Здесь и в оренбургском имении он пробыл до осени. 1 янв. 1768 Д. был произведен в сержанты; в июле – дек. прикомандирован к Комиссии нового Уложения в качестве «сочинителя» (секретаря) одной из частных комиссий – «о разных установлениях, касающихся до лиц, находящихся в оной при должностях».10 февр. 1769 Д. получил трехмесячный отпуск для поездки к матери. На обратном пути он задержался в Москве (надлежало выправить купчую на имение в 30 душ на Вятке), а младшего брата отправил в Петербург с письмом к Неклюдову. Д. просил об определении брата в полк и о двухмесячном продлении отпуска, но к новому сроку не явился, увлекшись, по безденежью, карточной игрой. Впрочем, Неклюдов спас его от служебных неприятностей, устроив еще две отсрочки. В марте 1770 Д. порвал с игроками и вернулся в Петербург. На Тосненской карантинной заставе, устроенной по случаю начавшейся чумы, Д., чтобы не задерживаться в пути, сжег сундук, в котором находились рукописи всех его ранних сочинений и переводов. Брата, больного чахоткой, Д. отправил в Казань, где тот вскоре умер.В 1771 Д. был переведен на фельдфебельскую должность; 1 янв. 1772 произведен в прапорщики; 1 янв. 1773 – в подпоручики. В ч. 2 «Старины и новизны» <em>В. Г. Рубана</em> за 1773 был напечатан без подписи перевод Д. с нем. «Ироида, или Письмо Вивлиды к Кавну» – первое его литературное выступление, состоявшееся, по словам Д., без его ведома. 31 окт. 1773 Д. отдал в Акац. типографию свое оригинальное стихотворение, посвященное свадьбе Павла Петровича. Оно было отпечатано 13 нояб. тиражом в 50 экземпляров под назв. «Ода на всерадостное бракосочетание их императорских высочеств. Сочиненная потомком Аттилы, жителем реки Ра» (ААН, ф. 3, оп. 4, № 31/7).Откомандированный в секретную следственную комиссию при А. И. Бибикове – командующем войсками против Пугачева, Д. выполнял его поручения по борьбе с мятежниками, причем сумел понять, что причина восстания – «грабительство», «лихоимство» властей, «беспрестанное взяточничество, которое совершенно истощает людей», «производит в жителях наиболее ропота».21 апр. 1774 Д. был произведен в поручики. С нач. марта до сер. июля он находился то в Малыковке (впосл. Вольск), то в заволжских нем. колониях выше Саратова – Шафгаузене и др. В это время были написаны стихотворения «На великость», «На знатность», «На смерть генерал-аншефа Бибикова», «На день рождения ее величества» (т. е. на 21 апр.), переведены с нем. прозой четыре оды Фридриха II.Видимо, в июне 1775 Д. вернулся в полк, который находился в Москве. Обойденный новым полковым начальством в чинах и наградах, он трижды безрезультатно обращался к новому подполковнику Г. А. Потемкину, а в июле 1776 подал прошение на имя императрицы. В февр. 1776 из печати вышел первый сборник стихотворений и переводов Д. «Оды, переведенные и сочиненные при горе Читалагае 1774 года» (Читалагай – гора недалеко от Шафгаузена и Малыковки), изданный анонимно, без обозначения года и места. В стихотворениях 1776 «Пикники», «Остроумие» (опубл. в 1783 в новой ред. под загл. «На модное остроумие 1780 года») и др. отразилось сближение Д. с «довольно знатными господами, ведущими жизнь веселую и даже роскошную», – А. П. Мельгуновым, <em>С. В. Перфильевым</em>, А. И. Мещерским. Вскоре Д. начал также переводить «Мессиаду» Ф.-Г. Клопштока, но перевел только две песни.Наконец прошение было рассмотрено. 1 янв. 1777 Д. был произведен в капитан-поручики, а 15 февр. переведен в статскую службу с чином кол. советника, но без определенного места; одновременно ему был пожаловано имение в 300 душ в Белоруссии. 15 авг. 1777 он назначен экзекутором 1-го Деп. Сената.В этом году Д. написал эпистол И. И. Шувалову и оду на рождение вел. кн. Александра Павловича – наиболее значительные и типичны произведения; первого этапа его творчества. В нач. 1778 они вышли oтдельными изданиями. В соответствии с классицистическим принципом «подражания образцам» в ранних стихах Д. заметно сильное влияние песен Сумарокова, его лирических и сатирических сочинений, однако прямых заимствований и Сумарокова у Д. мало. Воспроизводя гражданственный стиль образца, его публицистическую направленность Д. в ряде случаев создал оригинальные по форме сочинения («На знатность», эпистола Шувалову и др.) В некоторых своих одах Д. старательно воспроизводил не только программную учительность, но и форму од Ломоносова, вводил огромное число заимствований и прямых цитат из его сочинений («На день рождения ее величества», ода Александру и др.). Различный подход к проблеме подражания, поставленный в зависимость от того, как решал эту проблему поэт, на которого в данном произведении ориентировался Д., свидетельствует об осмысленности и осознанности его поисков, о его осведомленности в сущности литературно-теоретических споров эпохи. Равное внимание к двум разным направлениям в рус. классицизме говорит о неудовлетворенности поэта и тем и другим. Вместе с тем в стихах раннего периода уже присутствуют характерные для зрелого Д. живописность и красочность (особенно в оде 1777), содержательность стиховой формы, отдельные проявления автобиографизма.В 1778 Д. женился на Е. Я. Бастидон (вошедшей в его поэзию под именем «Пленира»), в связи с чем написаны «Стансы» (опубл. 1808 под загл. «Невесте» в новой ред.). По возвращении новобрачных из поездки в Казань в нач. 1779 Д. попал в дом А. А. Дьякова через посредство жены, подруги М. А. Дьяковой. Здесь он познакомился с поэтами львовского кружка – <em>Н. А. Львовым</em>, <em>В. В. Капнистом</em>, <em>И. И. Хемницером</em>, <em>П. Л. Вельяминовым</em> и др. (с <em>М. Н. Муравьевым</em>, которого не было в это время в Петербурге, Д. подружился позднее). Сближение с львовским кружком стало переломным моментом в поэтическом развитии Д.: Львов познакомил его с учением об оригинальном творчестве Юнга, Руссо, Гердера; стихи Муравьева убеждали в практической возможности индивидуальной реализации художественного дарования.Уже со второй пол. 1779 начали появляться такие принципиально новаторские стихотворения Д., как «На Смерть князя Мещерского», «Ключ», «Стихи нахождение в Севере порфирородного отрока», «К первому соседу» и т. д., знаменовавшие вступление поэта на «совсем особый путь», переход на позиции предромантизма. В поэзии Д. на первый план выдвигается человеческая индивидуальность в соотношении с окружающим ее объективно-реальным, конкретно-чувственным миром. Отказываясь от теории «подражания образцам», Д. развивает романтическую концепцию гениальности, вдохновения как источника поэтического творчества. Из этих основополагающих принципов вытекало новое художественное видение мира; идея ценности личности, внимание к этическим проблемам, вопросам морали частного человека и общества. С изображением частной жизни частного человека связана полнейшая ломка сложившихся жанровой и образной систем (Муравьев эту ломку в творчестве Д. назвал «перепутажем»): отказ от нормативности как классицистической, так и сентиментальной вообще и «правил» в частности; образ автора, органически входящий в произведения; попытки создания индивидуальных характеристик людей; обилие конкретных намеков; внимание к бытовым деталям, воплощение реальности в живописно-пластических образах (причем в крупных стихотворениях Д. чаще прибегает к живописности, в анакреонтике – к пластичности); смелое сочетание прозаизмов и просторечия с высокой архаизированной лексикой (стилистический «перепутаж»); поиски индивидуальной формы произведения и идущие в этом направлении эксперименты в области метрики, строфики, рифмовки; пристальный интерес к проблеме национального содержания и национальной формы, т. е. признание того, что в разные эпохи и у разных народов существовали различные «вкусы» (иначе говоря, отказ от критерия единого и вечного «изящного вкуса»), и признание исторической и национальной обусловленности человека, общества в целом, литературы.В 1779 Д. было поручено наблюдение за переделками в здании Сената. Для барельефов и медальонов залы общего собрания Львов предложил сюжеты, Д. составил их словесные «программы», по которым работали затем художник Г. И. Козлов и скульптор Ж.-Д. Рашетт. Требование генерал-прокурора Сената кн. А. А. Вяземского «прикрыть» изображенную на барельефе «нагую Истину», видимо, дало Д. первоначальный импульс к созданию гневно-обличительной оды «Властителям и судиям». Напечатанное в ранней редакции в журнале «СПб. вестн.» (1780, № 11) под загл. «Ода. Преложение 81-го псалма» стихотворение из части тиража было вырезано (в новой ред. опубл. в 1787).7 дек. 1780 Д. был переведен в новоучрежденную Экспедицию о гос. доходах, для которой он составил инструкцию («начертание должности»), определяющую ее деятельность. С 28 июня 1782 Д. – ст. советник.Написанная в 1782 ода «Фелица» год пролежала в рукописи: автор, по совету Львова и Капниста, не печатал ее, опасаясь гнева осмеянных вельмож. <em>О. П. Козодавлев</em> снял с нее копию без разрешения автора. Ода стала широко известной, а 19 мая 1783 увидела свет в ч. 1 «Собеседника любителей российского слова», основанного при Академии наук Козодавлевым и <em>Е. Р. Дашковой</em>. Публикация оды мгновенно сделала Д. знаменитым, он сразу вошел в число крупнейших литераторов эпохи. 21 окт. 1783, в день открытия Рос. Академии, Д. был избран ее членом.«Фелица» понравилась и Екатерине; вскоре автор получил золотую табакерку с 500 червонных в пакете с надписью: «Из Оренбурга от киргизской царевны мурзе Державину». Но испортились отношения Д. с А. А. Вяземским, в доме которого он был совсем еще недавно своим человеком и который увидел в оде сатиру на себя. Придирки Вяземского вынудили Д. подать в отставку. 15 февр. 1784 он был уволен с награждением чином д. ст. советника. На отставку Д. сатирической «Челобитной российской Минерве от российских писателей», где содержится просьба к императрице защитить писателей от притеснений «знаменитых невежд», откликнулся <em>Д. И. Фонвизин</em>.Ок. недели Д. пробыл в Нарве, где завершил начатые ранее оды «Бог» («Собеседник», 1784, ч. 13) и «Видение мурзы» (Моск. журн., 1791, № 1). По возвращении в Петербург Д. узнал, что императрица намерена назначить его олонецким губернатором. Дав согласие, Д. получает отпуск для поездки в Казань к матери, но не застает ее в живых.В нач. окт. 1784 Д. приехал в Петрозаводск, а 9 дек. Олонецкая губ. была официально «открыта». Вскоре начались постоянные столкновения между Д. и наместником олонецким и архангельским Т. И. Тутолминым. По-видимому, благодаря поддержке, оказанной Д. А. А. Безбородко и <em>А. Р. Воронцовым</em>, жалобы Тутолмина на Д. последствий не имели, но императрица решила перевести Д. в другое место. 15 дек. 1785 последовал указ о назначении его тамбовским губернатором.Представившись в Петербурге наместнику рязанскому и тамбовскому И. В. Гудовичу, Д. прибыл в Тамбов в марте 1786. Первые действия его в качестве губернатора были направлены на улучшение судопроизводства, содержания заключенных, на строительство общественных зданий (народное училище, богадельня, сиротский дом. театр). Особое внимание Д. уделял просвещению тамбовского общества. В своем доме он устроил «классы» для юношей, а его жена организовала занятия для молодых дворянок. По воскресным вечерам еженедельно бывали небольшие балы, по четвергам – концерты, по праздникам – любительские спектакли. Ко дню восшествия Екатерины на престол (28 июня 1786) Д. составил сценарий публичного празднества; к открытию Гл. нар. уч-ща 22 сент. написал речь, которую произнес однодворец <em>П. М. Захарьин</em> ; к 24 нояб. сочинил в духе «школьной драмы» «Пролог &amp;LT;...&amp;GT; на открытие в Тамбове театра и народного училища» и т. д. Театр открылся в доме Д. представлением его «Пролога…» и комедии М. И. Веревкина «Так и должно».В янв. 1787 усилиями Д. начались занятия в народных школах таких городов, как Козлов, Лебедянь, Елатьма, затем Шацк, Моршанск, Липецк, Спасск, Темников (после отъезда Д. из Тамбова большинство этих школ закрылось).В нояб. 1787 открылась тамбовская типография (примерную смету расходов на ее заведение прислал Д. по его просьбе <em>Н. И. Новиков</em> ), где печатались первые рус. губернские ведомости, сенатские указы, предписания губернского правления и пр. По инициативе Д. вокруг типографии, которую возглавил А. М. Нилов, образовался кружок переводчиков-любителей (<em>М. Г. Орлова</em>, <em>Е. К. Нилова</em>, В. В. Голицына, А. М. Нилов, К. А. Нилов, <em>Д. П. Цицианов</em> и др.). Наряду с переводами сочинений европ. литераторов здесь печатались и оригинальные произведения, в т. ч. «Ямщики на подставе» Н. А. Львова, «Осень в селе Зубриловке» Д. (впосл. названа «Осень во время осады Очакова»), его же «Речь, говоренная &amp;LT;...&amp;GT; Захарьиным…» и др.Проведенная в янв. 1787 по повелению императрицы сенатская ревизия (А. Р. Воронцов и А. В. Нарышкин) отметила успехи, достигнутые губернатором, и он получил награду. Однако вскоре начались столкновения Д. с Гудовичем, который усмотрел в его действиях (дело откупщика М. Бородина, выдача денег на закупку хлеба для армии вопреки сопротивлению чиновников и пр.) покушение на власть наместника. Уже с апр. 1788 он требовал удаления Д. 22 сент. 1788 Сенат, руководимый Вяземским, подготовил доклад об отдаче Д. под суд 6-го (московского) Деп. Сената. В свою очередь Д. в нояб. написал для императрицы доклад о своих действиях, который через С. М. Лунина переслал М. Н. Муравьеву. Тот передал «экстракт» дела фавориту императрицы <em>А. М. Дмитриеву-Мамонову</em>. Екатерина II 29 нояб. по докладу Сената приказала отдать Д. под суд, но благоприятные отзывы Мамонова и Гарновского, управляющего Потемкина, задержали окончательное решение на три недели. Однако 18 дек. воспоследовал именной указ, согласно которому Д. должен был явиться «для ответа».В первой пол. янв. 1789 Д. приехал в Москву, а 4 июня, после многочисленных проволочек, был подписан доклад по его делу, в котором Сенат виновным его ни в чем не нашел. Во 2-й пол. июня Д. прибыл в Петербург. Императрица утвердила доклад Сената, дала Д. аудиенцию 16 июля, но нового назначения он не получил. Поэтому он вновь обратился к Екатерине, прося о выдаче задержанного жалованья и о новой аудиенции (полный текст доклада Д. – ЦГИА, ф. 938, оп. 1, № 256; отрывок см.: XVIII век. М.; Л., 1966, сб. 7, с. 251). После аудиенции 1 авг. <em>А. В. Храповицкий</em> записал слова императрицы: «Я ему сказала, что чин чина почитает. В третьем месте не мог ужиться, надобно искать причину в себе самом. Он горячился и при мне. Пусть пишет стихи &amp;LT;...&amp;GT;. Велено выдать не полученное им жалование, а граф Безбородко прибавил в указе, чтобы и впредь производить до определения к месту» (Дневник А. В. Храповицкого. М., 1901, с. 175).Попытки Д. обратиться к новому фавориту Екатерины II. А. Зубову оказались безрезультатными. По словам Д., «не осталось другого средства, как прибегнуть к своему таланту». К 22 сент. 1789, дню коронации, он передал во дворец оду «Изображение Фелицы». Ода разочаровала императрицу: она ждала стихов в духе «Фелицы», а получила «программную» оду-рекомендацию, каким должен быть идеальный монарх. В первой редакции примечаний к своим стихотворениям Д. объединил оды 1789 «На счастие» (написана в Москве во время сенатского разбирательства), «На коварство» и «Изображение Фелицы» в один программно-сатирический цикл.Дом Д. становится одним из центров культурной жизни Петербурга. Постоянно бывали здесь Львов, Муравьев, Вельяминов, А. Н. Оленин, а также Козодавлев, Капнист, <em>Ип. Ф. Богданович</em>, регулярно приезжал тяжко больной Фонвизин (накануне смерти сатирика в кабинете Д. состоялось чтение его новой комедии). К лету 1790 относится знакомство Д. с И. И. Дмитриевым и <em>Н. М. Карамзиным</em>. <em>А. Н. Радищев</em>, не знакомый с Д. близко, в июне этого же года через Козодавлева передал ему «Путешествие из Петербурга в Москву» (экз. отобран у Д. полицией во время следствия над Радищевым). Когда Радищев был приговорен к смертной казни, Д. сделал попытку вмешаться в его судьбу. Воспользовавшись заключением мирного договора со Швецией, он 15–17 авг. написал программную оду «На шведский мир». 18 авг., в воскресенье, ода была срочно отпечатана, и утром 19 авг. весь тираж ее по распоряжению Д. был отправлен во дворец: здесь в этот день должно было состояться заседание Гос. совета, на котором решалась судьба Радищева. Д. выражал надежду, что в связи с заключением мира императрица простит «незлобных винных» (защитная формулировка Радищева на секретном следствии, известная Д. от Львова или Муравьева).К кон. 1790 относятся такие крупные произведения Д., как «Песнь лирическая Россу по взятии Измаила» (опубл. тремя отд. изд. в 1791 в Петербурге, Москве, Тамбове) и «Новый год, песнь дому, любящему науки и художества» (отд. изд. 1791; более позднее назв. – «Любителю художеств»). К последнему произведению, написанному в форме кантаты, создал музыку Д. С. Бортнянский, и оно в нач. 1791 исполнялось на празднике у А. С. Строганова, которому было посвящено.В следующем году Д. написал то просьбе Потемкина хоры к празднеству по случаю взятия Измаила и обширное, в прозе и стихах, «Описание празднества, бывшего по случаю взятия Измаила у &amp;LT;...&amp;GT; кн. Г. А. Потемкина-Таврического &amp;LT;...&amp;GT; 1791 г. апреля 28 дня» (отд. изд. 1792). Тогда же Д. создал ряд анакреонтических стихов: «Анакреон в собрании», «Скромность» и др. В кон. года, пораженный известием о внезапной смерти Потемкина, Д. начал «Водопад» (оконч. в 1794).Активно сотрудничал он в журнале «Новые ежемес. соч.», где были опубликованы «Изображение Фелицы» (1789), «На шведский мир» (1790) и др., и в «Моск. журн.» Карамзина, где в 1791 появились «Видение мурзы», «Ода на смерть графини Румянцевой», «К Эвтерпе», «Прогулка в Сарском Селе», а в 1792 – «Философы пьяный и трезвый» и др. (оду «На коварство» Карамзин не напечатал).12 дек. 1791 Д. назначен статс-секретарем императрицы, причем ему поручено было наблюдать за законностью решений Сената. Из крупных дел, которыми пришлось заниматься Д., он особо отмечал дело иркутского наместника И. В. Якоби, который будто бы хотел развязать войну между Россией и Китаем (Д. удалось добиться оправдания невинного), дело придворного банкира Сутерланда, связанное со взяточничеством крупнейших вельмож, и др. Скоро оказалось, что дела у Д. для императрицы вообще «были все роду неприятного, то есть прошения на неправосудие, награды за заслуги и милости по бедности», и она «стала его редко призывать». Д. понял, что был приближен лишь для того, чтобы он писал для Екатерины стихи «в роде оды “Фелице”», Однако, ближе узнав императрицу, «не мог он воспламенить так своего духа, чтоб поддерживать свой высокий прежний идеал, когда вблизи увидел подлинник человеческий с великими слабостями». О положении своем при Екатерине Д. иронически говорил в надписи «На птичку» (1792 или 1793); резким посланием «Храповицкому» («Товарищ давний, вновь сосед…», 1793) ответил он на стихи Храповицкого с советом писать хвалы императрице. Автобиографический характер имеют также стихотворение «На умеренность», «К Н. А. Львову» (оба – 1792), «Горелки» (1793).2 сент. 1793 Д. произведен в чин т. советника и назначен сенатором, причем 5 сент. было уточнено, что «присутствовать» ему надо и в общем собрании, и во вновь открытой Meжевой экспедиции. Д. и здесь проявлял свойственную ему горячность в отстаивании справедливости; сенаторы жаловались, что с ним «присутствовать не можно». В янв. 1794 Д. был назначен президентом Коммерц-коллегии и присутствующим в Комиссии о коммерции. Он развернул было борьбу со злоупотреблениями, попытался пресечь ввоз контрабанды, начал расследование мошенничеств таможенных чиновников и иностранных купцов. Однако в личных приемах императрица ему отказывала, доклады оставались без ответа, и вскоре генерал-прокурор А. Н. Самойлов передал ему приказ Екатерины: никакими делами впредь не заниматься, а считаться президентом Коммерц-коллегии, «ни во что не мешаясъ». Поэтическим итогом этих эпизодов жизни Д. стала одна из лучших его сатирических од «Вельможа» (лето 1794).15 июля 1794 Д. овдовел. Этому событию он посвятил доработанное стихотворение «Ласточка», а также стихи «Ha смерть Катерины Яковлевны…» и др. 31 янв. 1795 Д. женился вторично – на Дарье Алексеевне Дьяковой (став, таким образом, свояком Львова и Капниста).В 1795 Д. решился просить императрицу о разрешении издать собрание своих стихотворений (разрешение нужно было потому, что мн. произведения вызывали нарекания со стороны влиятельных при дворе лиц, цензуры, церкви, самой Екатерины). Рукописный том стихотворений с рисунками А. Н. Оленина был поднесен императрице, однако подборка произведений вызвала ее гнев. Разнесся даже слух, что поэта велено допросить С. И. Шешковскому. Политические обвинения Д. отвел, но разрешения на публикацию не получил.При воцарении Павла I Д. был назначен правителем канцелярии Гос. совета, но 22 нояб. 1796 император специальным указом известил Сенат, что Д. «за непристойный ответ, им пред нами учиненный, отсылается к прежнему его месту», т. е. оставлен только сенатором.В эти годы Д. писал много стихов (причем особенно интенсивно разрабатывал анакреонтические жанры), активно печатался в журналах «Приятное и полезное» (1795 – «Флот», «Соловей», «Павлин», «Памятник» и др.; 1796 – «Анакреон», впосл. названный «Aнакреон у печки», и т. д.), «Муза» (1796 – «Хариты», «Потопление» и др.), в альманахе «Аониды» (1796 – «Спящий Эрот», «На покорение Дербента» и др.; 1797 – «Ода на Новый 1797 год», «Призывание и явление Плениры», «Мечта», «Пчелка» и т. д.).В сер. 1797 И. И. Шувалов предложил Д. издать его сочинения в Унив. типографии. Поэт поручил надзор за изданием Карамзину. Ч. 1 «Сочинений» была отпечатана в 1798. Поэт хотел было уничтожить весь тираж из-за цензурных пропусков и громадного количества опечаток, но потом решился все же выпустить книгу в свет, отказавшись от издания ч. 2.Широко известные справедливость, честность, бескорыстие Д. привели к тому, что его часто стали приглашать в качестве третейского судьи. 3а короткий срок он уладил около ста сложных дел по разделу имущества и наследства, по земельным и денежным спорам и пр. Д. был опекуном и попечителем мн. знатных лиц и семейств (позднее в связи с этими занятиями ему пришлось даже завести при своем доме особую контору).2 апр. 1800 Д. был назначен присутствующим в Комиссию законов. Выполнял он и ряд отдельных поручений императора Павла I. Так, 16 июня 1800 Д. было предписано ехать для предотвращения начавшегося голода в Белоруссию. Пробыв там до сер. окт., Д. Успешно справился с делом и 14 июля был награжден чипом д. т. советника и почетным командорским крестом Мальтийского ордена. 3атем одну за другой Д. получает следующие должности: 30 авг. – президент возобновленной Коммерц-коллегии; 20 нояб. – присутствующий в советах Восп. о-ва благор. девиц и Уч-ща ордена св. Екатерины; 21 нояб. – второй министр при Гос. казначействе и управляющий делами вместе с государственным казначеем; 22 нояб. – государственный казначей; 23 нояб. – член Гос. совета; 25 нояб. – член 1-го Деп. Сената.После убийства Павла I Д. «на писал бумагу», в которой потребовал хотя бы для вида произвести расследование обстоятельств его смерти. 12 марта 1801 новый император уволил Д. от всех должностей, оставив только в Сенате. 3а оду «На восшествие на престол императора Александра I», в которой усматривались намеки на тиранию Павла, Александр пожаловал Д. перстень, но выразил пожелание, чтобы ода осталась неопубликованной, и она была запрещена генерал-прокурором.25 нояб. Д. был послан в Калугу для расследования злоупотреблений губернатора; 8 сент. 1802, при учреждении министерств, назначен министром юстиции и членом Гос. совета, но 7 окт. 1803 уволен в отставку за «слишком ревностную службу». Так закончилась сорокалетняя деятельность Д. на военном и гражданском поприще.С этого времени Д. начал усиленно заниматься изданием своих сочинений. 3иму он обычно проводил в Петербурге, лето – в 3ванке, имении на берегу Волхова, купленном в 1797. Будучи бездетным, Д. воспитывал трех дочерей умершего Н. А. Львова, постоянно жили у него сыновья и дочери Капниста, три сестры Бакунины и др. родственники второй жены.В 1804 вышел из печати сборник «Анакреонтические песни», содержавший как публиковавшиеся уже стихи, так и новые, неизвестные. В 1808 появились первые четыре части задуманного многотомного собрания сочинений Д. В сер. 1800-х гг. он работал над сборником афоризмов «Мысли мои» (не опубл.), затем сочинил и перевел ряд мелких статей и больших философско-политических трудов: «Разговор короля с философом», сокращенное изложение учения Ф. Бэкона и пр. (не опубл.).3анимаясь поэзией и прозой, Д. обратился и к драме. После 1803 написано подавляющее большинство его драматических произведений: «театральное представление с музыкою» «Добрыня» (1804), «героическое представление с хорами и речитативами» «Пожарский, или Освобождение Москвы» (1806), трагедии «Ирод и Мариамна» (1807), «Евпраксия» и «Темный» (обе – 1808), «комическая народная опера» «Дурочка умнее умных», опера «Рудокопы» (обе – до 1812), оперы «Грозный, или покорение Кавани» и «Эсфирь» (обе – 1814; посл. не опубл.). Кроме того, Д. перевел трагедии Ж. Расина «Федра», П.-Л. Бюирета де Беллуа «3ельмира», оперы П.-А.-Д. Метастазио «Тит» и «Фемистокл» и т. д. (все – не опубл.).В 1805 поэт начал работу над «Примечаниями на сочинения Державина». Необходимость подобного труда обоснована им так: «Будучи поэт по вдохновению, я должен был говорить правду; политик, или царедворец по служению моему при дворе, я принужден был закрывать истину иносказанием и намеками, из чего само по себе вышло, что в некоторых моих произведениях и поныне многие, что читают, того не понимают совершенно». «Примечания», однако, автор до конца не довел (напеч.: Вопр. рус. лит. Львов, 1973, вып. 2 (22); 1974, вып. 1 (23); 1975, вып. 1 (25)). В 1809–1810 Д. продиктовал жившим в его семье Е. Н. Львовой и С. В. Капнисту «Объяснения на сочинения Державина) (на основе издания 1808), которые по существу представляют собой автобиографию поэта. В 1812–1813 он написал «3аписки из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина», где речь идет о его службе и государственной деятельности.Стихи этого периода Д. публиковал в журналах «Вестн. Европы» (1802 – «Утро»; 1805 – «Память друга», «Лето», «Цыганская пляска», «Осень»; 1806 – «Дева за клавесином»; 1807 – «Евгению. Жизнь 3ванская» и др.), «Друг просв.» (1804 – «Фонарь», «Колесница»; 1805 – «Скопихину» и др.), «Сев. вестн.» (1805 – «На маневры 1804 года», «Монумент милосердию»), «Сын отеч.» и др. Стихотворения, написанные после 1808, Д. объединил в ч. 5 «Сочинений» (1816).Примерно с 1804 вокруг Д. складывается новый литературный кружок, в который первоначально входили Муравьев, <em>А. С. Хвостов</em>, А. С. Шишков и др. Со 2 февр. 1807 по субботам начались регулярные литературные вечера, которые поочередно бывали у Шишкова, Д., <em>И. С. Захарова</em>, Д. И. Хвостова, А. С. Хвостова. Затем участники этих вечеров и др. лица образовали литературное общество Беседа любителей рус. слова. Для заседаний Беседы Д. предоставил свой дом, взяв на себя все расходы по обществу, но занимал в нем особую позицию. Произведения членов общества публиковались в «Чтениях в Беседе любителей рус. слова».С кружком, а затем с Беседой связан первоначальный замысел итогового литературно-теоретического труда Д. «Рассуждение о лирической поэзии», который в завершенном виде представлял собой и пособие для «молодых наших сочинителей», и обобщение собственного творческого опыта поэта. Сначала Д. собирался изложить свой взгляд на поззию в стихотворном «Послании к великой княгине Екатерине Павловне о покровительстве отечественного слова» (1807; не оконч.), но затем его замысел разросся. В собирании материалов для обобщающего труда по рус. и мировой поэзии Д. воспользовался помощью <em>Евгения Болховитинова</em>, с которым установил тесные контакты, прибегая к его советам и критике. Материалы Д. получал также от <em>П. Ю. Львова, Я. А. Галинковского</em>, книги – из Публ. б-ки и Б-ки Академии наук, рукописные раритеты – от собирателей (П. П. Дубровского и др.).За сведениями о зарубежных литературах Д. обращался к дипломатам, а также к чиновникам М-ва иностр. дел. Осенью 1809 он приступил к работе над текстом трактата и не позднее нояб. 1810 завершил ч. 1 – «Рассуждение о лирической поэзии, или об оде», которая была прочитана на заседании Беседы 22 апр. 1811 и вышла из печати в июле (Чтения в Беседе любителей рус. слова, 1811, ч. 2, вып. 1). В 1811 Д. написал ч. 2 и 3 «Продолжения о лирической поэзии). Ч. 2 прочитана 26 янв. 1812 (напеч.: Чтения в Беседе любителей рус. слова, 1812, ч. 6). Так как первые две части в ходе обсуждения подверглись резким нападкам со стороны «староверов», составлявших в обществе большинство, Д. в 1815 читал здесь лишь две небольшие главы из ч. 3 (напеч.: Чтения в Беседе любителей рус. слова, 1815, ч. 14). После длительного перерыва, в сер. 1814, Д. начал работу над ч. 4, последней, «Продолжения о лирической поззии» и закончил ,ее летом 1815 (ч. 3–4 напеч.: XVIII век. Л., 1986, сб. 15; Л., 1988, сб. 16).8 янв. 1815 Д. присутствовал на переводных экзаменах в Лицее, где пришел в восторг, когда А. С. Пушкин прочел «Воспоминания в Царском Селе».Летом 1816 на Званке Д. Взялся за окончательную доработку своего «Рассуждения», но смерть помешала поэту завершить подготовку к изданию его отдельной книгой.В 1864–1883 Академия наук выпустила «роскошное» издание «Сочинений Державина с объяснительными примечаниями Я. Грота» (т. 1–9). Т. 1–3 его составляют стихотворения и «Объяснения на сочинения Державина», т. 4 – драматические сочинения, т. 5–6 – переписка и «3аписки», т. 7 – сочинения в прозе, т. 8 – биография Д., написанная Я. К. Гротом, т. 9 – примечания и приложения к биографии Д., дополнения к т. 1–6, труд Грота «Язык Державина», библиография, иконография, указатели. В 1868–1878 выходило «общедоступное» академическое издание (т. 1–7), соответствующее по содержанию аналогичным томам издания «роскошного», но отличающееся набором. Основными советскими изданиями стихотворений Д. Являются издания в Большой серии «Библиотеки поэта» (1-е изд. Л., 1933 (под ред. Г. А. Гуковского); 2-е изд. Л., 1957 (под ред. Д. Д. Благого, с примеч. В. А. Западова» и «Анакреонтические песни» в серии «Литературные памятники» (М., 1986 (под ред. Г. П. Макогоненко, с примеч. Г. Н. Ионина и Е. П. Петровой».Рукописи Д. хранятся в ГПБ (ф. 247; состоит из 40 томов), ИРЛИ (ф. 88 (архив Я. К. Грота), 96), ЦГАЛИ (ф. 180) и др. собраниях. Документы, связанные со служебной деятельностью Д., имеются во мн. архивах СССР.<span style="color: brown;">Лuт.: <em>Грот Я. К</em>. 1) Жизнь Державина. СПб., 1880 (<em>Державuн Г. Р</em>. Соч. / С объяснит. примеч. Я. Грота, т. 8); 2) Примечания и приложения к «Жизни Державина». В кн.: Державин Г. Р. Соч. / С объяснит. примеч. Я. Грота. СПб., 1883, т. 9; <em>Дмитриев И. И</em>. Взгляд на мою жизнь. – Соч. СПб., 1893, т. 2; З<em>ападов А. В</em>. Из архива Хвостова. В кн.: Лит. арх. М.; Л., 1938, вып. 1; <em>Дальнuй Б., Богданов Д</em>. Державин в Тамбове. Тамбов, 1947; <em>Аксаков С. Т</em>. Знакомство с Державиным. – Собр. соч. М., 1955, т. 2; <em>Жихарев С. П</em>. Зап. современника. М.; Л., 1955; З<em>ападов А. В</em>. Державин. М., 1958; <em>Западов В. А</em>. 1) Г. Р. Державин: (Биография). М.; Л., 1965; 2) Державин и Пнин. – Рус. лит., 1965, № 1; 3) Державин и Радищев: (К истории одной легенды). – Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз., 1965, № 6; 4) Державин и Муравьев. – В кн.: XVIII век. М.; Л., 1966, сб. 7; <em>Кулакова Л. И</em>. Очерки истории русской эстетической мысли XVIII века. Л., 1968; <em>Татаринцев А. Г</em>. Вокруг Державина. – Рус. лит., 1976, № 4; <em>Прянишнuков Н. Е</em>. Писатели-классики в Оренбургском крае. 4-е изд. Челябинск, 1977; <em>Западов А. В</em>. Поэты XVIII века. М., 1979; <em>Глuнка Н. И</em>. Державин в Петербурге. Л., 1985; <em>Западов В. А</em>. Работа Г. Р. Державина над «Рассуждением о лирической поэзии». – В кн.: XVIII век. Л., 1986, сб. 15; <em>Эпштейн Е. М</em>. Державин в Карелии. Петрозаводск, 1987.</span><div style="margin-left:20px"><em>В. А. Западов</em></div><br>... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИЛА РОМАНОВИЧ

ДЕРЖАВИН Гаврила Романович (1743-1816) - русский поэт. Представитель русского классицизма. Торжественные оды, проникнутые идеей сильной государственности, включали сатиру на вельмож, пейзажные и бытовые зарисовки, религиозно-философские размышления ("Фелица", 1782; "Вельможа", 1774-94; "Бог", 1784; "Водопад", 1791-94); лирические стихи.<br>... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИЛА РОМАНОВИЧ

Державин Гаврила Романович       (1743—1816), поэт, представитель русского классицизма. С 1762 с перерывами жил в Петербурге. Около 10 лет служил ... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИЛА РОМАНОВИЧ

Державин Гаврила Романович [3(14).7.1743, деревня Кармачи или деревня Сокуры, ныне Лаишевского района Татарской АССР, ‒ 8(20).7.1816, с. Званка, ныне Н... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИЛА РОМАНОВИЧ (17431816)

ДЕРЖАВИН Гаврила Романович (1743-1816), русский поэт. Представитель русского классицизма. Торжественные оды, проникнутые идеей сильной государственности, включали сатиру на вельмож, пейзажные и бытовые зарисовки, религиозно-философские размышления ("Фелица", 1782; "Вельможа", 1774-94; "Бог", 1784; "Водопад", 1791-94); лирические стихи.... смотреть

ДЕРЖАВИН ГАВРИЛА РОМАНОВИЧ (17431816)

ДЕРЖАВИН Гаврила Романович (1743-1816) , русский поэт. Представитель русского классицизма. Торжественные оды, проникнутые идеей сильной государственности, включали сатиру на вельмож, пейзажные и бытовые зарисовки, религиозно-философские размышления ("Фелица", 1782; "Вельможа", 1774-94; "Бог", 1784; "Водопад", 1791-94); лирические стихи.... смотреть

ДЕРЖАВИН Г. Р.

ДЕРЖАВИН Гаврила Романович (3(14).7.1743, д. Кармачи или д. Сокуры Казан. губ., ныне Лаишевского р-на Татар. АССР, — 8(20).7.1816, с. Званка Новгор. гу... смотреть

ДЕРЖАВИН Г.Р.

Державин Г.Р. Державин Гаврила (Гавриил) Романович (1743 - 1816) Афоризмы, цитаты Державин Г.Р. - биография• Осел останется ослом,• Хотя осыпь его звез... смотреть

ДЕРЖАВИН Г.Р. БИОГРАФИЯ

Державин Г.Р. - биография Державин Гаврила (Гавриил) Романович (1743 - 1816) Державин Г.Р. БиографияРусский поэт, представитель русского классицизма. Р... смотреть

ДЕРЖАВИН КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Державин, Константин Николаевич (1908 — ?) — литературоведПсевдонимы: К. Д.Источники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и об... смотреть

ДЕРЖАВИН КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

ДЕРЖАВИН Константин Николаевич (1903-56) - российский литературовед, театровед, переводчик. Сын Н. С. Державина. Труды об испанском Возрождении, французском Просвещении, славянских литературах, русском и современном театре.<br>... смотреть

ДЕРЖАВИН КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ

Державин Константин Николаевич [5(18).2.1903, Батуми, ‒ 2.11.1956, Ленинград], советский литературовед, театровед и переводчик. Сын Н. С. Державина. Ок... смотреть

ДЕРЖАВИН КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (190356)

ДЕРЖАВИН Константин Николаевич (1903-56), российский литературовед, театровед, переводчик. Сын Н. С. Державина. Труды об испанском Возрождении, французском Просвещении, славянских литературах, русском и современном театре.... смотреть

ДЕРЖАВИН КОНСТАНТИН НИКОЛАЕВИЧ (190356)

ДЕРЖАВИН Константин Николаевич (1903-56) , российский литературовед, театровед, переводчик. Сын Н. С. Державина. Труды об испанском Возрождении, французском Просвещении, славянских литературах, русском и современном театре.... смотреть

ДЕРЖАВИН МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ

ДЕРЖАВИН Михаил Михайлович (р. 1936) - российский актер, народный артист Российской Федерации. С 1959 в Московском театра им. Ленинского комсомола. С 1967 в Московском театре на Малой Бронной, с 1969 в Московском театре сатиры. Среди театральных работ роли в спектаклях: "Обыкновенное чудо", "Маленькие комедии большого дома", "Прощай, конферансье", "Горе от ума" и др. Снимается в кино. Дебютировал в фильме "Они были первыми", снялся также в фильмах "Бабник" (1990), "Моя морячка" (1993) и др. Выступает на эстраде в дуэте с А. А. Ширвиндтом.<br>... смотреть

ДЕРЖАВИН МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ (Р . 1936)

ДЕРЖАВИН Михаил Михайлович (р . 1936), российский актер, народный артист Российской Федерации. С 1959 в Московском театра им. Ленинского комсомола. С 1967 в Московском театре на Малой Бронной, с 1969 в Московском театре сатиры. Среди театральных работ роли в спектаклях: "Обыкновенное чудо", "Маленькие комедии большого дома", "Прощай, конферансье", "Горе от ума" и др. Снимается в кино. Дебютировал в фильме "Они были первыми", снялся также в фильмах "Бабник" (1990), "Моя морячка" (1993) и др. Выступает на эстраде в дуэте с А. А. Ширвиндтом.... смотреть

ДЕРЖАВИН МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ (Р. 1936)

ДЕРЖАВИН Михаил Михайлович (р. 1936), российский актер, народный артист Российской Федерации. С 1959 в Московском театра им. Ленинского комсомола. С 1967 в Московском театре на Малой Бронной, с 1969 в Московском театре сатиры. Среди театральных работ роли в спектаклях: "Обыкновенное чудо", "Маленькие комедии большого дома", "Прощай, конферансье", "Горе от ума" и др. Снимается в кино. Дебютировал в фильме "Они были первыми", снялся также в фильмах "Бабник" (1990), "Моя морячка" (1993) и др. Выступает на эстраде в дуэте с А. А. Ширвиндтом.... смотреть

ДЕРЖАВИН НИКОЛАЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ

Державин, Николай Александрович (22 окт. 1888, Ардатов, Симбир. губ. — 16 марта 1928 в с. Красиловке, Киев. губ.) — журналист, историк литературы и би... смотреть

ДЕРЖАВИН НИКОЛАЙ СЕВАСТЬЯНОВИЧ

(3(15).XII.1877—26.II.1953) — филолог, почетный чл. Болг. АН (1946), почетный д-р Софийск. ун-та (1944). Ок. Симфероп. гимназию (1896), учился в Петерб. ун-те (1896—97), Нежин. ист.-филол. ин-те (1897—1900). Ректор (1922—25), с 1925 до смерти зав. каф. слав. филологии в ЛГУ. Лауреат Гос. премии СССР (1948). Автор исследований об ист. и культурных связях вост. и юж. славян. Акад. (1931).<p class="text">В статье «Троян в „Слове о полку Игореве“: К истории вопроса в науке» Д. предложил классификацию многочисл. точек зрения по рассматриваемой проблеме, разбив их на мифол., символич., ист.-лит. и ист. направления. А. Болдур счел ее неудобной ввиду того, что она не основана на строгом fundamentum divisionis (<i>Болдур А.</i> Троян «Слова о полку Игореве» // ТОДРЛ. 1958. Т. 15. С. 8—9). К символич. направлению, напр., отнесена точка зрения ученых, которые на основании этимологии имени <i>Троян</i> (от числ. «три») видят в Трояне либо одного рус. князя — отца трех сыновей, либо трех князей-братьев. Это, в сущности, «чисто исторический подход к делу», и эту точку зрения следовало бы, пишет Болдур, отнести к ист. направлению. С др. стороны, так называемое ист. направление не лишено мифол. элементов. Сторонники этого направления (точнее, некоторые из них) говорят об «обожествлении» ист. лица. Термин «историко-литературное» направление тоже представляется Болдуру неудачным, так как не характеризует сущности взглядов авторов этого направления. Наконец, точки зрения некоторых авторов по классификации Д. принадлежат</p><p><span class="page">107</span></p><p class="text-f0">сразу двум, а то и трем направлениям (<i>Е. Огоновского</i>, <i>А. В. Лонгинова</i>, <i>Е. В. Барсова</i> и др.).</p><p class="text">Д. примкнул к тем исследователям, которые полагают, что Троян, упоминаемый в С., — это рим. император Траян (I—II в. н. э.). Троян в С. «представляет собою не какой-либо мифологический или символический образ и не отложение в „Слове“ какой-либо старой литературной традиции, а определенное историческое лицо, именно — римского Траяна, которого высокообразованный и просвещенный для своего времени автор „Слова“, несомненно, знал как из устной традиции, так и из письменных источников» (Троян в «Слове ...». Изд. 1941. С. 45). Исходя из этого, Д. толкует и все употребления прил. Троянь в С.: «земля Трояня» — это характеристика Киевской Руси, «имевшая в виду ... поднять престиж своей Родины ... на высоту мировой державы», «седьмой век Троянь» — седьмой век после падения рим. владычества в Киево-Дунайской обл., «тропа Трояня» — искаж. название памятника «Tropheum Traiani» в Добрудже, воздвигнутого в честь побед императора (С. 45—50).</p><p class="text8-8"><i>Соч.:</i> Троян в «Слове о полку Игореве»: К истории вопроса в науке // Вест. древней истории. 1939. № 1 (6). С. 159—177 (то же: <i>Державин Н. С.</i> Сб. статей и исследований в области славянской филологии. М.; Л., 1941. С. 7—60).</p><p class="text8"><i>Лит.: Аксенова Е. П.</i> «Изгнанное из стен Академии»: (Н. С. Державин и академическое славяноведение в 30-е годы) // СС. 1990. № 5. С. 69—81.</p><p class="text8">КЛЭ; СИЭ; <i>Булахов.</i> Энциклопедия.</p><p class="podpis">Л. В. Соколова</p>... смотреть

ДЕРЖАВИН НИКОЛАЙ СЕВАСТЬЯНОВИЧ

Державин, Николай Севастьянович (1877 — не ранее 1915) — филолог, славистПсевдонимы: Н. Д.Источники:• Масанов И.Ф. Словарь псевдонимов русских писател... смотреть

ДЕРЖАВИН НИКОЛАЙ СЕВАСТЬЯНОВИЧ

[3(15). 12.1877, с. Преслав. ныне Запорожской обл., — 26.2.1953, Ленинград], филолог, историк, методист, акад. АН СССР (1931), д. ч. АПН РСФСР (1944), проф. (1917). Окончил ист.-филол. ин-т в Нежине (1900). Преподавал рус. яз. и лит-ру в гимназиях Батуми (1900—04) и Тбилиси (1904—07). Одновременно руководил Об-вом нар. ун-тов Тбилиси, где по инициативе Д. было открыто 12 школ грамотности для местного населения. С 1912 вёл науч.-пед. работу в высш. школе и науч. учреждениях Ленинграда и Москвы: Ленингр. ун-те (ректор в 1922—25), МГУ (1941—49), Ин-те славяноведения АН СССР и др. Труды по вопросам слав. истории и филологии и по общему языкознанию. Гос. пр. СССР (1948). Обобщением собств. опыта стала работа Д. «К вопросу о преподавании рус. яз. и лит-ры в ср. школе» (1911), где обосновывалось место лит. образования в ср. школе как фундамента всей последующей интеллектуальной и культурной жизни человека. Словесность, по мысли Д., развивая живое, образное мышление ребёнка, формируя его творческую активность и самодеятельность, определяет нравств. рост личности. Раскрытие воспитат. возможностей гуманитарных дисциплин связывалось им с освобождением шк. практики от формализма и логич. схематизма. Целью обновлённого курса лит-ры становилось развитие образного мышления учащихся, формирование творч. активности и самодеятельности через создание у воспитанников навыков науч. понимания и толкования явлений худож. творчества. Анализ целостного произв. включал 3 последоват. этапа: самостоят. чтение учеников, повторное совместное с учителем чтение, сопровождавшееся комментарием и стилистич. разбором, а также рассмотрение формально-содержат. своеобразия памятника в ходе классной беседы. В старших классах преимуществ, внимание уделялось самостоят. работе с текстом, письменным творческим сочинениям. Только на данной ступени предполагалось введение обзорного курса истории рус. лит-ры 19 в. Параллельно намечался концентрич. путь обучения грамматике рус. яз., отд. разделы к-рой преподавались в тесной связи с анализируемым лит. материалом. В пособии «Основы методики преподавания рус. яз. и лит-ры в трудовой школе» (1917), опираясь на традиции Ф. И. Буслаева, В. Я. Стоюнина и др., Д. расширил используемые приёмы интерпретации текста и как внутренне закономерные структуры психол., эстетич. и нравств. аспектов содержания, и как ист. явления (знакомство с биографией писателя, ист.-лит. ситуацией и 1. п.). Соответственно изменялся ист. курс лит-ры, включавший теперь изучение смены направлений в лит. процессе, их идейно-худож. различия. Уровень шк. преподавания рус. яз., по убеждению Д., должен соответствовать совр. науч. представлениям о языке. Обучение необходимо сосредоточить на осознанном наблюдении, анализе языковых фактов (индуктивный метод), многообразия разговорной речи. Уроки рус. яз. должны раскрыть «широкую картину жизни слова», помочь детям овладеть словом «как органом мысли». Выработанный науч. подход к обучению родному языку отразился в созданных Д. учебниках: «Маленькая грамматика для нач. и приготовит, классов» (1918), «Учебник рус. грамматики» (1918). Дальнейшая науч.-метод. деятельность Д. концентрировалась вокруг проблем строительства высш. школы и реформы университетского образования. Соч.: Элементарный курс рус. грамматики для самообразования, СПБ, 1914; К вопросу об университетской реформе, «Науч. работник», 1925, кн. 1; Борьба за высш. школу, «Последние новости», 1923, № 2.... смотреть

ДЕРЖАВИН НИКОЛАЙ СЕВАСТЬЯНОВИЧ

ДЕРЖАВИН Николай Севастьянович (1877-1953) - российский историк, филолог, академик АН СССР (1931). Работы по этногенезу славян, истории русской литературы, болгарской культуре и др. Государственная премия СССР (1948).<br>... смотреть

ДЕРЖАВИН НИКОЛАЙ СЕВАСТЬЯНОВИЧ

Державин Николай Севастьянович       (1877—1953), филолог, славяновед, академик АН СССР (1931). Член КПСС с 1945. Окончил Нежинский историко-филол... смотреть

ДЕРЖАВИН НИКОЛАЙ СЕВАСТЬЯНОВИЧ

Державин Николай Севастьянович [3(15).12.1877, с. Преслав, ныне Запорожской области, ‒ 26.2.1953, Ленинград], советский филолог, академик АН СССР (1931... смотреть

ДЕРЖАВИН НИКОЛАЙ СЕВАСТЬЯНОВИЧ (18771953)

ДЕРЖАВИН Николай Севастьянович (1877-1953), российский историк, филолог, академик АН СССР (1931). Работы по этногенезу славян, истории русской литературы, болгарской культуре и др. Государственная премия СССР (1948).... смотреть

ДЕРЖАВИН НИКОЛАЙ СЕВАСТЬЯНОВИЧ (18771953)

ДЕРЖАВИН Николай Севастьянович (1877-1953) , российский историк, филолог, академик АН СССР (1931). Работы по этногенезу славян, истории русской литературы, болгарской культуре и др. Государственная премия СССР (1948).... смотреть

ДЕРЖАВИН Н. С.

ДЕРЖАВИН Николай Севастьянович (3(15).12.1877, с. Преслав Таврич. губ., ныне Запорож. обл. УССР, — 26.2.1953, Ленинград) — рус. сов. историк, литератур... смотреть

T: 89